Кормушки и поилки были заполнены, сытые свиньи степенно вышагивали между домиками, будто наносили взаимные визиты вежливости.
— С добрым утром, Иннокентий, — приветствовал хозяин, когда он возвращался, — а я потерял тебя.
— У восьмой матки двенадцать поросят.
Леон торопливо зашагал к свинарнику, издали крикнул:
— Что-то мотор чихает, проверь, пожалуйста.
До фирмы, куда они вскоре поехали, было немногим более шестидесяти километров. За рулем сидел Иннокентий. Водить машину давно не приходилось, поэтому он сдерживал скорость, сбавлял ее на поворотах.
— Ты, что ж, Иннокентий, работал шофером?
— Нет, но ездить приходилось. Права получал в институте. — И добавил. — Я ведь летчик.
— Да, да, да. Прости за назойливость, давно хотел спросить: женат был?
— Нет, не успел жениться.
— А у меня в Иркутске осталась молодая жена, — неожиданно признался Хитт. — Шурочкой звали. Два месяца всего и прожили. Все думал вернуться к ней, найти — да не пришлось.
И до конца пути Леон рассказал о том, как он любил свою Шурочку, как они ходили на берег Ангары, как собирали рыжики, помнил все так, как будто это было только вчера.
Вот и семеноводческий завод. Иннокентий подрулил к раскрытым воротам склада, откуда показалась долговязая фигура в комбинезоне.
— Мистер Хитт, хелло!
— Хелло, Вилли.
Погрузили сорок бумажных мешочков, по пуду в каждом. Мешочки были проштемпелеваны красной мастикой: указаны сорт, гибридная группа и на какое деление устанавливается сеялка.
На обратном пути съехали с дороги и остановились около кустов жасмина. Леон достал трубку и стал набивать душистым табаком.
— Не могу курить в машине: весь аромат пропадает.
Выпустив сизое облачко дыма, сказал вдруг с каким-то вызовом:
— Я не понимаю нынешних русских. Страна, отвергнувшая всякие формы угнетения, берет на себя обязанности мирового полицейского... Ты не понимаешь? Я имею в виду подавление венгерской революции... Как это можно увязать с теми лозунгами, о которых трубят коммунисты?
— Все дело в том, мистер Хитт, что там была не революция, а мятеж, организованный темными силами извне. За несколько месяцев до того, как мир услышал о событиях в Венгрии, мне предлагали принять в них участие. И знаете, кто предлагал мне это? Американский офицер. А было это в Западной Германии.
— Что ж, факт убедительный. Но все-таки мне думается, что диктаторские режимы Восточной Европы держатся на русских штыках.
— Вот это... Позвольте наедине обращаться по имени и отчеству, по-нашему? Вот это, Леонтий Архипович, настоящая злонамеренная пропаганда.
Дальше они ехали молча. И лишь когда вдалеке показались знакомые кипарисы, а машина покатилась по мягкой проселочной дороге, Хитт ослабил внимание и обернулся к Каргапольцеву.