— Ну, а как жили перед войной на Руси?
— Неплохо жили: все необходимое было и цены не очень высокие. Жили и радовались.
— Не так, как при царе-батюшке? — и не дожидаясь ответа, добавил: — Ой, плохо жилось на Руси. Мне запомнилась одна такая штука. — Леон весело рассмеялся. — Учительница читает в классе рассказ и вдруг спрашивает: ребята, вы знаете, что такое полотенце? Никто не отвечает. Тогда учительница поднимает одного мальчика.
— Ваня, объясни, что такое полотенце?
— Не знаю.
— Хорошо. Папа чем утирается?
— Рукавом.
— А мама?
— Подолом.
— А ты чем?
— Я сам высыхаю.
Успокоившись от смеха, заметил уже совершенно серьезно:
— А ведь в этой шутке — сама правда. Очень плохо жили. И я рад, если русскому мужику хоть чуточку полегчало.
Элла в яркой блузке и темно-зеленых брюках неслышно появилась возле автомашины.
— Хелло, мистеры!
— Здравствуй, доченька. Все хорошо?
— Абсолютно.
Иннокентий первый раз видел Эллу в таком наряде, смутился, подхватил два пакета и поспешил в склад.
Пообедав, Элла ушла к свинарникам, а Леон и Иннокентий занялись сеялкой. Трактор был подготовлен еще на прошлой неделе.
После семнадцатилетнего перерыва Каргапольцев снова встретился с землей. Сознание того, что его руками будет взращен урожай, наполняло истосковавшуюся душу гордостью и радостью. И на какое-то время он почувствовал себя человеком, нужным другим людям.
Кажется, совсем недавно земля была голой, лишь столбы пыли носились здесь наперегонки. И вот уже она ощетинилась всходами.
Хитт уехал по делам в Сан-Франциско, оставив на попечение Иннокентия и Эллы без малого полтысячи свиней и больше двух тысяч кур, выведенных на летние выгулы.
Управившись со своей работой, Каргапольцев помогал Элле перегонять птицу на другой участок. Запыленная и раскрасневшаяся, Элла встретила его громким смехом.
— Вот глупые: я им добра желаю, а они разбегаются!
Веселое возбуждение захватило и Иннокентия. Широко растопырив ноги и руки, они наступали на кур, тесня их к той стороне, где были сняты проволочные сетки, отгораживающие участок от соседнего.
Когда все утихло и сетки вновь были поставлены на свое место, Элла выпрямилась и вытерла со лба пот.
— Ну как, Иннокентий, не собираешься бежать с нашей каторги?
— Пока вроде нет.
— Нравится?
— Около земли мне всегда нравится.
— А около нас? — Элла лукаво прищурила глаза и пристально посмотрела на Иннокентия.
— Еще больше, — ответил он, не отводя взгляда.
— По совести?
— Конечно.
— А в Россию не тянет?
Это был самый больной вопрос для Каргапольцева.
— Разреши, Элла, ответить в другой раз.
Некоторое время шли молча. И, очевидно, чтобы прервать неловкое молчание, Элла спросила: