Иннокентий и Элла долго молчали: нет, старик не уступит, его решение твердо.
— Что делать, господи?
И они приняли решение: утром поехали в Сакраменто зарегистрировать свой брак. «Теперь все ясно, теперь нас никто не разлучит», — с восторгом думала Элла. «Простая формальность и мы станем законными супругами. Законными!»
Они с бьющимся сердцем поднялись по лестнице.
— Сейчас, сейчас, — шептал счастливый Иннокентий Элле.
Их выслушал бесцветный, какой-то безликий человек и ватным, неживым голосом равнодушно сказал, что брак американки с иностранцем, к сожалению, невозможен. Им надо обратиться за разрешением в госдепартамент.
— Как же я поеду в Россию без регистрации брака? Поймите меня, мистер! — взмолилась Элла.
— Я затрудняюсь... — по-прежнему равнодушно ответил служащий. — Мы здесь не даем такого рода справок. Это не входит в нашу компетенцию... Я очень сожалею, мисс... Обратитесь в госдепартамент.
Иннокентий поддержал Эллу, с ней стало плохо. Весь обратный путь она плакала. Увидев ее опухшие, покрасневшие глаза, Леонтий Архипович решил, что между дочерью и Иннокентием состоялось последнее объяснение.
Элла не вышла к обеду. Тягостная тишина поселилась на ферме...
Поздней ночью в комнату Каргапольцева тихонько вошла Элла. Вошла, бросилась к нему, зарыдала. Ее слезы падали на разгоряченное лицо Иннокентия, как холодные дождевые капли.
— Ты не любишь меня, бросаешь...
Иннокентий сел, сердце его разрывалось.
— Элла... — голос у него перехватило. — Элла, я не могу иначе. Пятнадцать лет скитаюсь на чужбине. Вычеркнутые годы... Огромный кусок жизни. Я люблю тебя, Элла... Все наладится, верь мне... клянусь... Ты приедешь в Россию, мы будем вместе.
— Я не верю. Ты не сумеешь добиться. Ничего, ничего не сумеешь... слишком глубока пропасть между нашими странами. Оставайся. Будем вместе...
— Я поеду в посольство...
— Зачем, зачем я встретила тебя? Чтобы потерять?
Лишь под утро она перестала всхлипывать и задремала, уткнувшись головой в его широкую грудь.
Он всю ночь пролежал с открытыми глазами.
Позднее, в салоне мощного воздушного корабля «Боинг-707», Каргапольцев еще раз вспоминал все: и ее обжигающее дыхание, и шепот, и крупные холодные слезы.
Он и сам сомневался в том, что ему удастся добиться разрешения для Эллы: сколько их, непреодолимых препятствий на их пути!
Лишь в Вашингтоне Каргапольцев на время немного забылся.
Неподалеку от здания советского посольства его остановил полицейский, потребовал предъявить документы. Сделав какие-то пометки в записной книжке, полицейский возвратил документы и повернулся спиной к Иннокентию. Его будто больше не существовало...