— Что ты? Я никогда не думала об этом, в голову не приходило.
— Элла, там совсем другая жизнь, люди там лучше, добрее. Все справедливее, честнее. Была бы голова, не пропадем.
— Там настоящий рай, да? — проговорила Элла недоверчиво. — А как же с папой?
— В этом весь вопрос. Сегодня мы говорили, я звал его с нами, туда. Он отказался и разозлился. И тебя не пускает.
— Что же ты придумал?
— А вот поженимся, встанем перед ним на колени... Куда ему деваться, согласится...
— Это слишком! — воскликнула Элла, обняла Иннокентия за шею, горячо проговорила:
— Я люблю тебя. Боже, как с тобой хорошо! Но пойми, мне трудно решиться... Не уезжай, оставайся! Здесь устроим жизнь...
— Нет, Элла, я не могу здесь. Я уже не передумаю. Не сердись, я же люблю тебя.
— Хорошо, дорогой. Дай мне разобраться в мыслях, найти правильное решение...
Еще не одну ночь они ломали голову, но новый день всякий раз отменял решения, принятые ночью...
Все оставалось вроде бы по-прежнему: Элла была ласкова и внимательна к отцу; Иннокентий много работал и молчал; Леонтий Архипович в свободные вечерние часы живее обычного толковал о новых политических событиях.
Однако в действительности доброе согласие, всегда царившее на ферме, было нарушено. Каждый жил своими думами, каждый искал выхода из тупика.
Взрыв произошел неожиданно, вечером, когда Леонтий Архипович принялся за газеты. Элла подкралась сзади, поцеловала его в макушку. Он насторожился: «Это подготовка, сейчас последует какая-то просьба...»
— Па, я хочу поговорить с тобой...
«Ну вот, начинается», — отодвинул газету, взглянул на дочь.
— Кеша собирается в Россию...
— Он мне говорил...
Каргапольцев поднялся, не хотел им мешать.
— Обожди, Иннокентий. От тебя у нас нет секретов. Садись... В общем, так: хоть и больно мне, но езжай, Иннокентий. С твоей душой ты никогда не станешь настоящим американцем... Чтобы жить здесь, надо быть беспощадным, злым, уметь делать деньги... Ты меня понимаешь? — Хитт остановил на нем смущенный взгляд. — Не подумай, я не гоню тебя. Даже прошу: оставайся у нас навсегда. Но ведь не останешься, знаю.
— Я должен вернуться на родину.
— Ну, дай бог тебе успеха.
— Па, а если я поеду с ним? На твою родину, а?
— Тебя не отпущу.
— Поедем вместе.
— Стар я, поздно сызнова начинать жить.
— Но я люблю Кешу... И он меня любит. Как же мы расстанемся? Это убьет нас.
— Если уедешь, это убьет меня. Ты об этом подумала?
— Зачем ты так говоришь, папа?
— Отец стал не так говорить, не так поступать... Не нужен стал... Вижу, вы сговорились, решайте без меня...
Хитт толкнул ногой стул, встал, шумно хлопнул дверью.