Иннокентий долго всматривался в их лица и, возвращаясь к впечатлениям прошедшего вечера, думал: «Эти парни, наверное, совсем иначе понимают свободу, чем те в роскошных автомобилях».
Палило июльское солнце. Мягкий асфальт улиц, раскаленный бетон и железо обдавали горячим дыханием.
Придя на службу, Иннокентий спустился в библиотеку. Вместе с Рязановым они погрузили в машину подготовленные тюки пропагандистской литературы.
Когда светло-коричневый, грузо-пассажирский «Монтерей» вынес за городскую черту, Иннокентий словно впервые увидел, что на свете существует земля, одетая травой, что над нею беззаботно кружатся быстрые стрижи и белогрудые ласточки...
Еще до войны он прочитал в какой-то книге, что есть такая болезнь — ностальгия, тоска по родине. И вспомнив сейчас об этом, подумал: «От нее врачи не нашли еще целебного средства. И не найдут!»
Машина плавно покачивалась на пригорках. Милославский — умелый водитель. Его рука твердо лежала на руле, уверенно удерживала машину на прямой бетонированной дороге. Вскоре он свернул на лесную поляну.
— Отдохнем малость.
Вышли, потянулись, разошлись в разные стороны, снова сошлись.
— Скажи, Иннокентий Михайлович, ты искренне поверил в правоту дела нашего «союза»?
Вопрос нелегкий. Иннокентий понимал, что Милославский, видимо, еще не полностью ему верит, в чем-то у него есть сомнение.
— Видите ли, Константин Витальевич... — Иннокентий старательно подбирал нужные слова. — Я делаю только первые шаги, поэтому мне иногда трудно дать верную оценку делу, которому служим.
— Скоро сам во всем разберешься... Только надо иметь здравую голову. Возьми события последних лет, вдумайся. Помнишь революционную вспышку в Берлине в июне пятьдесят третьего? Ты, как мне помнится, тогда наотрез отказался поехать туда?
— Мне никто настойчиво не предлагал... — увернулся Иннокентий.
— Мне Нечипорчук докладывал тогда... Царство ему небесное.
— Он обманул вас, Константин Витальевич.
— Не будем спорить, вернемся к событиям в Берлине... Восстание тогда подавили советские танки, но ведь русские солдаты и офицеры были на стороне восставших...
«Ха, — подумал Каргапольцев: — Солдаты поддерживают мятежников, а танки их давят. Воистину, странно! Да советские войска и не стреляли в немцев. Об этом говорит Рудольф, а уж он-то знает!»
— Русские офицеры сочувствовали немцам, уговаривали расходиться по домам. Главная причина поражения восставших — бездушный нейтралитет Запада. Если бы американские танки перешли границу, все было бы по-другому...
— Это могло привести к войне.
— Не будьте наивны, господин Каргапольцев, — произнес Милославский холодным тоном, как всегда переходя в таких случаях на «вы». Наше дело не пробьет себе дорогу без войны...