— Вик, иди, ладно?
Она нахмурилась, и, поджав губы, не сказала больше ни слова.
Вскоре группа скрылась, и они остались одни.
— Почему ты не захотел, чтобы Вика осталась? — Даша сложила всю посуду в стопку.
— А тебе не кажется, что это — не твое дело?
— Кажется. И все же я повторю свой вопрос.
— Ну… — он поколебался, — ни к чему это. Она напридумывала себе чего-то такого… чего не надо.
— У вас что-то было?
Он обалдел от ее прямоты.
— А что ты подразумеваешь под «что-то»?
— Понятно, — она махнула на него рукой и продолжила собирать посуду, — угораздило же меня именно с тобой дежурить. Уж лучше бы с Серегой…
— А чем лучше, — он зло прищурил глаза, — у него жена и сын, если ты этого еще не поняла.
Дарья выпрямилась и посмотрела на него с недоумением и жалостью.
— Идиот…
Вздохнула и, подхватив две пустые бутылки, начала спускаться по тропинке к ручью.
Некоторое время он просто сидел и наблюдал, как она аккуратно и скрупулезно перемывает посуду. Потом ему стало то ли скучно, то ли совесть заела:
— Давай помогу.
— Что ты мне поможешь со своей ногой? Сиди уж…
— Так ведь не сломана же она у меня. — Он встал и, хромая, подошел к ней, — хоть прополощу.
— В таком случае, я принесу воды, — она быстро отошла в другую сторону.
У Данила закрались подозрения, что она намеренно избегает его близкого присутствия. Что ж, проверим…
— Даш, а где салфетки? Подай, пожалуйста.
Вместо того чтобы принести ему уже вскрытую упаковку, Дарья запустила в него нераспечатанной:
— Лови!
— Там открытые были.
— А тебе не все равно?
«Ладно…»
Он взялся чистить котел:
— Дарь, повяжи на меня что-нибудь, а то я весь вывожусь в грязи.
— Сам повяжи!..
— Ну, у меня руки уже по локоть в саже. Не вредничай, а!
Девушка направилась к нему, недовольно бормоча что-то про себя.
Он с усмешкой наблюдал, как она нерешительно замерла с полотенцем в руках:
— Я не кусаюсь…
Даша попыталась просто закрепить полотенце возле горловины — это не дало никакого эффекта. Тогда она обвила руками за талию, стараясь как можно меньше касаться его самого.
Тысяча эмоций успели посетить его за те несколько секунд, пока он наблюдал за нею. Да что ж такое, в самом деле?! Если она здесь ради него, то, какого черта боится посмотреть ему в лицо? Губы поджаты, глаза опущены, словно у монашки. И ни разу не прикоснулась. Его это взбесило — обжечься она боится, что ли?! Взгляд скользнул по лицу, хрупким ключицам, в разрезе мастерки поблескивает цепочка…
То, что он сделал потом… Он так и не понял, зачем. Вдруг наклонился, издав громкое:
— Гав!
Даша вскрикнула и, отпрянув, перевернула котелок с грязной водой, который с невероятной точностью повалился на стопку уже вымытых мисок и кружек, издав приличествующий случаю грохот. Сама она еле устояла на ногах, и, отчаянно ругаясь, пыталась принять более устойчивое положение, в чем ей, несомненно, мешала гора посуды, валяющейся теперь под ногами. Когда удалось, наконец, выпрямиться, она опять чуть не споткнулась, настолько непривычным был его беззаботный смех.