Она цеплялась за мысль о возникновении чудесной возможности вернуться домой. Это было единственным, что ей оставалось. Но страх не покидал ее. Девушку пугала сама предстоящая процедура ее продажи. Хаким избегал разговоров об этом, а пока все не произойдет, о будущем нельзя сказать ничего определенного. Ведь вовсе не исключено, что ее купит человек, у которого нет жен, вообще нет женщин, среди которых могла бы затеряться Шантель. Такой мужчина, конечно же, изнасилует ее, хотя, наверное, может жениться на ней и считать рожденных ею детей своими. Избави Боже! Что будет с ней? Неужели ей суждено сгинуть навсегда? О ужас, ужас!
А Хаким еще время от времени с идиотской настойчивостью пытался подбодрить ее своими рассуждениями о том, как это будет здорово, если мужчина, который купит Шантель, захочет жениться на ней.
— Он непременно будет очень богат, иначе ему просто не заполучить вас. И вы станете его любимицей, его икбаль. Родите ему сыновей, а он будет гордиться вами и сделает главной женой.
Главной женой! Она дрожала от страха и негодования всякий раз, когда Хаким говорил это. Отвратительным было уже то, что мужчина имел законное право иметь четырех жен, если ему этого захочется, а ведь у него могут быть еще и наложницы, число которых вовсе ничем не ограничивается. Сотни женщин для одного мужчины! Это не укладывалось в ее европейском сознании. Девушка не понимала, как сами женщины терпят это. Правда, доходя в своих рассуждениях до этого места, Шантель напоминала себе, что они и не имеют права выбора, ведь наложницы — это рабыни, захваченные в военных походах, разбойничьих рейдах и пиратских набегах. Рабство стало неотъемлемой частью всей культуры Востока.
— Неужели вы жили намного лучше? — спросил однажды Хаким, когда ее особенно возмутило то, о чем он рассказывал. — Браз говорит, что увидел вас тогда на берегу убегающей от кого-то с одним маленьким узелком.
Вопрос задел Шантель за живое.
— По крайней мере у меня был выбор, Хаким. Я не захотела оставаться там, потому что меня собирались насильно выдать замуж за нелюбимого человека. А какой выбор есть у меня сейчас?
— Вы можете принять новую для себя жизнь или нет. Вы можете пойти дальше, лалла, если вы все-таки выберете ее. Сможете добиться богатства и определенной степени свободы. Для этого вам надо просто попытаться стать самой любимой…
— Я не собираюсь продавать себя! Уж лучше оставаться рабыней и работать на кухне.
Хаким с негодованием всплеснул руками и вышел из каюты. Шантель расплакалась. Сказанное было не просто словами, а чистой правдой. Лучше для нее заниматься самой тяжелой работой, чем согревать своим телом постель чужого для нее человека. Правда, еще лучше не делать ни того, ни другого. Боже! Есть ли после всего, что произошло, оправдание для Чарльза Бурка? Это он виноват, что она оказалась здесь! Это его вина, что она столь испугана и беспомощна, что ее принуждают к совершенно неприемлемому образу жизни!