Бейонсе поет про нимб и спасительное благоговение.
Я смотрю на Роберта, он на меня. Нимба над ним, конечно, не видно, но он и впрямь все, что мне нужно, и даже больше. И это меня пугает. Он обязательно исчезнет, а я не смогу этого пережить. Или смогу?
Нет… нет.
Мой мир сократился до одного-единственного человека, который по иронии судьбы не принадлежит и никогда не будет принадлежать мне. Разве что чудо свершится.
Я грущу.
Роберт подходит ближе, забирает у меня бокал и ставит его на колонку.
Одной рукой он обнимает меня за талию, второй придерживает мой подбородок и нежно соединяет наши губы. Кладу ладони ему на плечи и с удовольствием отвечаю на поцелуй. Он такой сладкий, тягуче-медленный и приятный, что я невольно мычу. Роберт прижимает меня к себе, блуждает ладонью по моей спине, пояснице, сжимает ягодицы. Осмелев, я вытягиваю рубашку из его брюк и просовываю пальцы за пояс…
– Пойдем в спальню, – хрипло шепчет он. – Я ужасно хочу тебя.
* * *
– Ты не должна отворачиваться от родителей, – говорит Роберт, когда мы лежим в теплой ванне под душистой пеной.
Волосы на его груди щекочут мне спину, руки обвились вокруг моей талии и поглаживают пупок.
Я сгребаю пену в маленький островок, наслаждаясь нашим единением.
– Мне противно ее вранье.
– Я понимаю. Но ты не должна ее ненавидеть.
– Она лицемерка, – чувствую, меня сейчас понесет, – свалить все на отца… кем нужно быть, чтобы совершить такое?
– Она сделала это из любви к тебе.
Прыскаю от смеха.
– Из любви? Настроила меня против папы из любви ко мне?
Роберт целует меня в висок. Я замолкаю и блаженно прикрываю глаза.
– Ты сама ополчилась против него, – продолжает он.
Я цокаю языком.
– Пойми, она не только твоя мать, но и женщина. Возможно, они с Биллом утратили что-то, и она нашла это в ком-то другом. Как и он, кстати.
Я накрываю его руку, переплетаю наши пальцы и сравниваю размер наших ладоней.
– Просто отпусти от себя эту злость, – уговаривает меня Роберт. – Твои родители любят тебя, а что произошло между ними, тебя не касается.
Я хмыкаю.
– Говоришь, как старый дед.
– Ну я уже не мальчик, да. – Он усмехается.
– Я верила ей, понимаешь? Жалела ее. Господи, я столько всего наговорила отцу…
Слезы на глаза наворачиваются, настолько мне обидно. Я шмыгаю носом.
– Детка, ну что ты… повернись ко мне.
Поворачиваюсь и кладу голову ему на грудь.
– Ты такая ранимая… – Он целует мой лоб, нос. – Такая юная.
– Ничего подобного! – сквозь слезы возмущаюсь я.
Неужели после такого профессионального секса он по-прежнему считает меня соплячкой? Эта мысль удручает.
– И упрямая. – Он щелкает меня по носу, утихомиривая мой пыл. – Все будет хорошо, вот увидишь.