— Чем некоторым женщинам.
— Возможно, но что вам стоит ненадолго стать горничной княжны, если никто из ваших знакомых не узнает об этом?
— Вы подслушивали под дверью в ту ночь, верно? — осуждающе прошипела Кэтрин. Владимир даже не попытался оправдаться.
— Мой долг — знать и предупреждать желания господина, прежде чем он прикажет их исполнить.
— Это он послал вас сюда? Владимир покачал головой:
— Он и двух слов не сказал мне, с тех пор как велел заточить вас в каюте.
— Откуда же вы в таком случае знаете, что он сожалеет о своем решении?
— С каждым новым днем, который вы проводите здесь, его настроение становится все мрачнее. Пожалуйста, прошу, подумайте хорошенько.
Магическое слово «пожалуйста», особенно из уст Владимира, немного смягчило Кэтрин, но она еще не была готова уступить.
— Почему бы ему не подумать хорошенько? Почему именно я должна подчиниться?
— Он князь, — просто объяснил Владимир, хотя уже начинал терять терпение. — Матерь Божья, да знай я, что ваше поведение так огорчит барина, лучше уж рискнул бы навлечь на себя его гнев там, в Лондоне, и нашел бы ему другую женщину. Но он хотел именно вас, а я пытался избежать именно того, что сейчас происходит. Какая ошибка! Мне искренне жаль. Но что сделано, то сделано. Неужели не видите, что теперь единственное спасение — быть хотя бы немного уступчивее? Или боитесь, что не справитесь с работой?
— Какая чушь! Думаю, то, что княжна потребует от горничной, не слишком отличается от того, что я потребую от одной из своих.
— Тогда в чем же дело? Разве не сами вы утверждали, что служили королеве?
— Это большая честь.
— Такая же, как прислуживать княжне Анастасии.
— Черта с два! Я равна ей по рождению и положению. Лицо Владимира вспыхнуло от гнева.
— В таком случае, возможно, вам лучше принять другое предложение князя.
Когда он вышел из каюты, хлопнув за собой дверью, лицо Кэтрин было таким же багровым, как его собственное.
— Я хочу видеть мистера Кирова, — заявила Кэтрин, переводя взгляд с одного стражника на другого. Бесстрастные непонимающие лица были совершенно одинаковыми. Охрана менялась каждый день, и сегодня у дверей сидели казаки, очевидно, не знавшие ни слова по-французски. Кэтрин повторила требование на немецком, а потом и голландском, английском и наконец, в отчаянии, на испанском. И все напрасно. Они просто глазели на нее, не двигаясь с места.
— Господи, да что же это такое? — Кэтрин была так расстроена, что заговорила вслух:
— Они все хотят, чтобы ты сдалась, Кэтрин, но ни на минуту не подумают облегчить тебе этот шаг.