— Конечно, никто, Господин.
— Также, Ты можешь отметить, что такая цивилизация усилила контроль женщин и эффективность их неволи, клеймения, идентификации владельцев, документов о праве собственности, и так далее. Побег, теперь для них становится невозможным.
— Да, Господин.
— И Ты — именно такая женщина.
— Да, Господин.
— Теперь пора отправить тебя к остальным, — сказал я, и встав, откинул одеяла в сторону. Она подтянула ноги, чувствуя прохладу утреннего воздуха. Я смотрел вниз на неё, она вверх на меня. Она была очень красива.
— Я у Ваших ног.
— И как Ты себя при этом чувствуешь?
— Очень женственной, очень, очень женственной, — призналась она.
— И чем Ты можешь объяснить эти чувства?
— Тем, что я — женщина, в ногах сильного мужчины. Того, кто владеет мной, того, кто господствует надо мной, того, кому я должна повиноваться.
— Ты не говоришь как женщина с Земли, — заметил я.
— Я быстро учусь на Горе, — ответила она, — и я многому научилась этой ночью.
Я, скрестив руки, смотрел над ней и смотрел вниз.
Она протянула пальцы, касаясь темных одеял. Затем, она повернулась, и посмотрела на меня.
— Это потому, что я теперь собственность, не так ли, Господин?
— Да, — согласился я.
— Я всегда чувствовала это сердцем, но я даже не думала, что это может осуществиться.
Я отошёл за её туникой. Я чувствовал, как острые листья влажной прохладной травы колют в мои щиколотки. Я поднял тунику и бросил ей. Она встала на колени, держа свою рабскую одежду перед собой. Она была крошечной, даже в её руках. На этом, темном, грубом куске ткани, блестели капли росы.
Она сжимала тунику, не надевая, и смотрела на меня.
— Я больше не девственница, Господин.
— Уверяю тебя, мне это известно не хуже, чем тебе, — усмехнулся я.
— Теперь я — всего лишь полностью открытая рабыня, — сказала она с грустью, — ничем не отличающаяся от других девушек, одна из них, легкодоступная при минимальном желании хозяина.
— Да, — согласился я.
— И мне не больно от этого, Господин.
Я кивал.
— И это не имеет никакого значения, не так ли?
— Не имеет.
— Господин, — прошептала она.
— Может быть, теперь тебе пора одеться, — намекнул я.
— Разве это — одежда? — она спросила, с улыбкой, натягивая на себя тунику. — Это — всего лишь маленькая тряпка.
— Зато она не оставляет сомнений относительно твоего очарования, — признал я.
— Но она совсем не прикрывает меня внизу.
— Это так и предполагается, — усмехнулся я. — Ты знаешь почему?
— Это, чтобы напомнить мне, что я — рабыня, — она улыбнулась, — таким способом моя уязвимость усиливается, что может быть неоценимым для хозяев.