Али отряхнул с себя пыль, поправил чалму и накидку и пошел к открытой двери дукана, где его никто не встречал, но было видно, что внутри кто-то находится. Перешагивая порог, нагнул в приветствии голову и приложил к груди ладонь, как если бы кто-то невидимый отвечал ему на приветствие. Этот кто-то был дуканщик, смуглолицый и сонный. Он целыми днями сидел в прохладной глубине дукана, пил чай и подходил к прилавку лишь тогда, когда перед дуканом останавливался грузовик или автобус. Тогда он клал перед бедняками пачку сигарет или жестяную баночку с напитком.
Острецов видел, как склоняется в поклоне голова Али в черной чалме, как он переступает порог, исчезая в глубине дукана, и его нога в чувяке на мгновение задержалась в воздухе.
Острецов еще ждал некоторое время, прислушиваясь. Жар был нестерпим. Казалось, нагретая солнцем черная чалма была сделана из раскаленного железа, а дыхание, исходившее из пересохшего рта, напоминало прозрачный огонь. Он почувствовал слабость, мгновенный обморок. Преодолевая его, стал подниматься, расправляя накидку, пряча под ней автомат и намявший бедро десантный нож. Начал спускаться по склону, перешагивая пустую зеленую баночку. Испытал мгновенную панику, дурное предчувствие. Подумал, что нужно повернуть назад, исчезнуть в холмах, выйти к проселку в условленном месте, где его подберет грузовичок с прапорщиком. Прогнал наваждение и, шурша по сухому склону, стал спускаться к дукану.
По мере приближения зрение его обострялось, он различал трещину в деревянной стене дукана, зеленую в переливах муху, севшую на ослиный бок, висевший над дверью бронзовый колокольчик, звеневший, когда дверь открывалась. Сейчас дверь была настежь открыта, и темный прохладный проем манил к себе, побуждая покинуть солнечное бесцветное пекло.
Острецов вошел, ожидая увидеть Али и дуканщика, приготовил для них любезное «салам» и душевный поклон, но дукан был пуст. Стояла замызганная скамеечка перед узорным столиком, на котором белел фарфоровый чайник и стояли две белые чашечки. Пестрела полосатая, спускавшаяся с потолка занавеска, за которой была тесная каморка. Обычно в ней проходили переговоры, и теперь там, по-видимому, укрылись Али и дуканщик. В глубине дукана была вторая дверь, открытая настежь, с ослепительным прямоугольником света, в котором виднелся сад, сонные овцы, прилегший под деревом пастушок.
– Салам, – бодрым и звонким голосом произнес Острецов, давая знать о себе, о своем добром расположении духа, о готовности повидаться с добрыми друзьями.
Не увидел, а почувствовал, услышал, узрел затылком, как сзади и сверху, отделяясь от потолка, рушится на него шумный вихрь, плотная волна воздуха. Качнулся в сторону, скосил глаза. Будто из неба, растворив руки, распахнув широкие полы накидки, похожие на волнистые крылья, падал на него человек. Промахнулся в прыжке, хрустнул тяжелым телом об пол, и Острецов, молниеносно откликаясь на этот шум и хруст, бессознательно, как учили его в спецшколе, нанес в затылок упавшего человека рубящий удар ладонью. Почувствовал, как сместились на коричневой шее позвонки, и человек обмяк на полу, бородатым лицом вниз.