Вертолет перенес его прямо от здания штаба в устье ущелья, где силы полка штурмовали укрепрайон неприятеля; войска несли потери, остановленные мощным пулеметным огнем.
Сойдя с вертолета, он был встречен командиром дивизии, который доложил обстановку, показал на карте расположение сил. Командующий не слишком внимательно разглядывал карту, а потом потребовал бэтээр, кратко приказав:
– На передовую.
Передовая являла собой часть ущелья, по дну которого протекала бурливая, зеленого цвета река. Вдоль реки, сдвинутая к самой воде горами, извивалась дорога. Противник взорвал часть скалы, камни завалили дорогу, и саперная машина, пытавшаяся прочистить проход, подорвалась на мине. Косо висела над рекой. Высокая крутая гора, испещренная осыпями, обращала склон к дороге. На склоне, на разных высотах чернели пещеры. Из пещер по наступавшим войскам работали крупнокалиберные пулеметы, не давая солдатам подняться. По пещерам, выходя на прямую наводку, стреляли танки, стремясь закупорить пещеры взрывами. Такова была картина боя, открывшаяся командующему.
– Сколько раненых? Сколько убитых? – спросил он у командира полка, запыленного, в камуфляже, подполковника.
– Два «двухсотых», три «трехсотых», – ответил подполковник, кивая на изгрызенную глиняную стену дувала, на которой был натянут брезентовый тент.
– Покажите.
Двое убитых лежали на соломе, головами к глинобитной стене. Оба были накрыты брезентовым чехлом. Из-под брезента выглядывали четыре ноги в разведенных стоптанных ботинках и две головы – одна белесая, стриженная наголо, другая черноволосая с коротким чубчиком. Лиц не было видно, одни только лбы, и на эти лбы со стены насыпались мелкие комочки сухой глины. Командующий смотрел на эти запорошенные глиняным прахом лбы, и ему хотелось стряхнуть этот сор. Вместо этого он машинально потер себе лоб, непроизвольно соотнося себя с этими двумя молодыми солдатами, чьих лиц он никогда не увидит.
– Как погибли? – спросил он командира полка.
– Саперы. Погибли при разминировании.
Пространство, в котором размещался полевой лазарет, еще недавно было хлевом. Кругом валялась солома, сухой коровий помет. Крышу снесло снарядом, ее заменял брезентовый тент, и под ним на соломе лежали трое раненых. Один был без сознания, над ним висел прозрачный пакет капельницы; трубка слабо пульсировала раствором, посылая в вену мерцающие капли. Другой, с перевязанной грудью и ржавым расплывшимся пятном, бредил. Вздрагивал грязным пупком, перекатывал со стороны на сторону голову, словно что-то непрерывно отрицал. И этот пробивший его насквозь стальной сердечник. И пыльные стреляющие горы. И этот хлев, где случилось ему оказаться. И командующего, наклонившего к нему коротко стриженную, с упрямым лбом и мясистым носом голову. Его крепкое сильное тело, упитанные мышцы, волевые губы, из которых может раздаться команда – и другие солдаты, легкие, подвижные, с худыми загорелыми лицами пойдут умирать под пулеметы.