– Ты?.. Ой. Ой! Это я! Кэл, кажется, меня ранили!
– Знаю, дорогая, лежи спокойно. Все будет хорошо. Сюда уже едет «Скорая».
Позади Кэла маячил полицейский, но Кэл то и дело от него отмахивался.
– Кэл, – проговорила Бонни, слегка поворачиваясь к нему, и зашипела от боли, пронзившей живот. Ее все сильнее клонило в сон. – Кэл, послушай. Мне… мне действительно очень жаль, что так все обернулось.
– Ш-ш-ш.
– Прости, что пряталась на дне рождения Чики.
– Мне тоже жаль. – Он наклонился и на мгновение прикоснулся губами к ее губам, а потом выдохнул: – Жимолость.
Бонни слабо улыбнулась и закрыла глаза, чтобы остановить вращение зала и чтобы в полной мере насладиться теми чувствами, которыми отзывалось ее тело на соприкосновение с телом Кэла, чтобы испить всю радость от его близости.
Бонни не могла сказать, прошло ли какое-то время, но следующее, что она услышала, был голос, спрашивавший, как пройти к пострадавшему.
– Кэл, Кэл, – позвала она, не в силах скрыть охватившую ее панику. – Останься со мной.
– Ш-ш-ш. «Скорая» уже приехала. С тобой все будет хорошо.
– Со мной уже никогда не будет хорошо. Они заберут тебя.
– Ш-ш-ш. Со мной все будет хорошо, обещаю.
Она прижалась лбом к его щетине на подбородке, и на мгновение они ощутили небывалый покой. Потом она прошептала:
– Как же мне хочется, чтобы наши жизни сложились по-другому.
Даже с закрытыми глазами Бонни поняла, что началось вращение – не головокружение, а самое настоящее вращение, как вращается… летающая тарелка… или… ковер-самолет…
Она с опаской открыла глаза и попыталась оглядеться, но вращение то ли зала, то ли ковра было таким быстрым, что у нее разболелись глаза, и она снова их закрыла. Следующая попытка была более успешной – ей удалось разглядеть свою вытянутую руку… и очень красивый, яркой расцветки ковер, который она когда-то вставила в раму и повесила на стену в кабинете. Только у нее нет кабинета… а ковер принадлежит Пим. А Кэла… нет, Джо, ждет тюрьма… нет, Кэла.
Внезапно Бонни в панике закричала, вытянулась на спине и принялась лихорадочно ощупывать свое тело в поисках пулевых ран и крови, однако ничего не нашла, и на секунду ее охватило облегчение, смешанное с ужасом.
Она положила руки на мягкий, нетренированный живот, почувствовала под ладонями натянутую джинсовку и едва не зарыдала от радости. Как же она любит свои вялые мышцы! Просто обожает. Ей ничего не нужно, она любит то, что у нее есть. Все это ей намек: ее нынешняя жизнь значительно лучше той, какая могла быть, и по некоему… божественному, неземному велению все сложилось именно так, как есть сейчас, а не так, как могло бы сложиться.