Максим встал и заглянул за дверь. На маленькой скамейке сидела Симочка и, уткнувшись носом в колени, тихонько плакала. Плечи ее вздрагивали от рыданий, светлые косы растрепались. Сердце Максима сжалось при виде такого печального зрелища. Однако он сказал сердито:
— Вот козлиха!
Симочка ничего не ответила на эти обидные слова. Брат постоял, подумал, чего бы сестре реветь. Двоек у Серафимы не бывает. С Лешкой, что ли, подралась?
— Ну чего ты? — Максим сурово нахмурился, чтобы скрыть овладевшее им беспокойство.
Симочка молчала. Максим обиделся и отправился дообедывать. Из‑за двери время от времени доносились тяжкие вздохи, всхлипывание и сморканье. Покончив с супом, Максим строго посмотрел на дверь, за которой скрывалась сестра, и сказал:
— Кончай реветь. Я буду сочинение писать.
Он пошел было заниматься, но по пути осторожно заглянул в угол. Сестра размазывала слезы по лицу. Вид у нее был очень несчастный, а на коленях лежала старая испачканная кукла Анюта с отбитым носом и мокрыми от Симочкиных слез щеками. Максим понял, что плохи у сестры дела, если старая Анюта вытащена на белый свет.
— Эх ты, председатель совета отряда! Опять за куклы?!
Она сейчас же спрятала куклу за спину и угрюмо взглянула на брата красными от слез глазами.
Сердце не камень! С откровенной тревогой брат наклонился к сестре и участливо спросил:
— Ты чего, а?
В ответ хлынул целый ливень горючих слез.
Ни–че–го... Про–осто… так…
Тогда Максим опустился на корточки рядом с сестрой, помолчал, поглядывая на нее, и вдруг протяжно, басовито завыл.
Симочка моментально подняла мокрое лицо, испуганно взглянула на брата.
— Максимка, что?
— Ни–че–го! — провыл Максим. Но не выдержал и рассмеялся.
Смеялась и Симочка, даже не вытерев слез с лица.
— Прошло? — дружелюбно спросил брат. — Наревелась?
— Нет, — отрицательно покачала головой сестра. — Не прошло…
— Двойку получила?
Симочка вздохнула, накручивая на палец кончи–к светлой косы.
— Нет.
— Ну, выкладывай. У меня сочинение.
Серафима завздыхала, засморкалась.
— Мне нянчиться с тобой некогда, — обиделся брат. — Реви, если нравится!
Он уселся за свой стол и раскрыл том Белинского. Сочинение было очень серьезным — про Евгения Онегина. Максим уже два раза читал статью Белинского и даже начал понимать, почему Онегин был эгоистом поневоле. Чтобы понять это окончательно, необходимо было прочесть статью в третий раз. Но читать мешали вздохи сестры. Максим встал из‑за стола и, сдерживая накипевшее возмущение, спросил, кончит ли Симка сегодня реветь и вздыхать.
В это время послышались быстрые шаги и в комнату вошла мать. Она сразу все поняла. Симочка в углу, за дверью — значит, пришло к дочке горе.