Он пролепетал, что вчера был занят и не смог присутствовать на ужине.
Но я ж как клещ, если вцепилась в несчастного щенка, то ни за что не отстану. Да, я не в меру любопытна. Спросила, а чем он был занят? Он принялся говорить про курсовую работу к преддипломной практике. Ему сильно повезло, я бы потребовала озвучить мне всю работу по главам, но пришел Дуло. Он сразу кинулся обниматься к Заславскому, жать руку хмурому Давыдову, кивать мне. Только кивать! С другой стороны, не мой же он жених, а Фаины. Ее еще не было.
Зато я наконец-то увидела Лушу, помощницу по хозяйству. Она накрывала стол к завтраку с неспешностью утомленного жизнью философа. Ее необъятная фигура в белом переднике медленно плавала вокруг стола, но как по волшебству, тот оказался быстро заставлен блюдами с едой и пустой посудой.
Зеленый чай я не любила никогда, и от предложения Костика составить ему компанию наотрез отказалась. Попросила кофе, Луша флегматично поставила передо мной кофейник. Конечно, я села рядом с Давыдовым! Ведь надо же было изображать его жену.
– Арчи, дорогой, тебе кофейку или другой какой гадости?
– Спасибо, Кэт. Разве ты забыла, по утрам я всегда пью кофе.
– Что ты, дорогой! Как я могла об этом забыть?! Просто подумала, а вдруг в родовом поместье ты изменил своим правилам…
– Правила никогда не должны меняться, – твердо сказал Давыдов. – Ни при каких обстоятельствах, на то они и правила.
Ох, какой же он до занудства правильный, подумала я. Но вслух сказала другое:
– А где же Фаина Борисовна? Хотела пожелать ей доброго утра.
И пожала плечами.
– Фаина Борисовна, – вздохнул Дуло, – плохо себя чувствует после вчерашнего.
– Тоже перепила? – поинтересовалась я радостно.
Отчего-то мысль о том, что и другие склонны к злоупотреблениям, мне очень понравилась.
– В смысле? – нахмурился Дуло.
– Ах, с кем не бывает, – отмахнулась я. – И повернулась к Костику, – Костик, а вы вчера, значит, курсовую писали…
– С Фаиной Борисовной не бывает, – недовольно перебил меня Дуло.
Ого, как жених заступался за невесту! Я укоризненно посмотрела на Давыдова, но тот на меня даже не взглянул.
– И брюки превращаются, – торжественно произнес Заславский, – и брюки превращаются…
Тут он сделал театральную паузу.
– …в элегантные шорты!
– Не понял, – изумился Степан Терентьевич.
– Фильм «Бриллиантовая рука», слова Андрея Миронова, – вздохнула я.
Не знать такого шедевра, растащенного на крылатые выражения!
Разумеется, к чему это сказал Заславский, никто не понял, кроме меня. Я-то его знаю! Так неуклюже захотел поменять тему мой названый папочка. Как будто Фаина – это сам господь бог и о ней всуе говорить нельзя. Я посмотрела на Давыдова. Тот никак не реагировал и жевал хлеб с маслом.