Итак, подведем итоги. Несомненно, все началось со встречи с Владом у клиники. Скорее всего, он узнал, зачем я приходила — ведь проговорился, что его друг там работает. Потом у него возникла эта дикая идея… Почему? То есть зачем? Чем ему мешала моя беременность? В ревность я решительно не верила. Глупо и совсем на него не похоже. Напрашивается один вывод: он просто псих. Свихнулся уже после того, как мы расстались, или хорошо маскировался раньше.
На заваленной хламом полке Викиного балкона нашла пачку сигарет и зажигалку. Теперь‑то можно курить — никто не осудит. Хорошо, что не сказала Вике о беременности, а то пришлось бы объяснять. Объяснять ничего не хотелось — было непреодолимое желание забыть. К сожалению, таблеток от нежелательных воспоминаний еще не изобрели.
Вика тактично не лезла, больше слушала и иногда качала головой. Это мне всегда в ней нравилось. Я рассказала только то, что посчитала нужным, умолчала об истории с Владом, а ссору с Матвеем списала на собственную глупость. Сказала, что жила в доме бабушки, испугалась серьезных отношений, хотела подумать.
— Ты должна с ним поговорить, — сказала вечером подруга, закусывая коньяк лимоном. — Мужики — они вообще психологию баб просечь не могут. Им нужно разжевывать, объяснять. Завтра же поедешь и все ему объяснишь. Он адекватный, не то, что твой бывший.
Упоминание о Владе покоробило, и я поспешила уйти от опасной темы.
В словах Вики прослеживался смысл. Я смогу объяснить Матвею так, чтобы он поверил. Все же, он говорил, что любит.
Любит… Странное, непонятное слово. Теперь оно не казалось таким романтичным и надежным. Теперь ничего не казалось надежным…
Я чиркнула зажигалкой и подкурила. Сигаретный дым волнообразной струйкой направился на улицу.
Хорошо, ладно, Влад псих. Но кто эти двое? Как оказалось, Филипп вполне себе добропорядочный гражданин, у него своя адвокатская контора. Кирилл, скорее всего, тоже не преступник — во всяком случае, выглядел он прилично. Впрочем, я уже убедилась, что благосостояние вовсе не признак нормальности.
А тот, третий? Коренастый вызывал неконтролируемый ужас, даже воспоминание о нем породило дрожь в руках и неприятный холодок на затылке.
Атли. Он тоже произносил это странное слово и, похоже, ассоциировал его со мной. Говорил, что если подождать, они соберутся вместе. Филипп с Кириллом утверждали, что я тоже атли. Кирилл в переулке называл коренастого охотником. Видимо, именно его они имели в виду. Он придет за мной. Придет… зачем? Воспоминания подкинули еще одно не очень приятное слово: смерть. По словам Кирилла, если не свяжусь с ними, умру.