Я закатила глаза. Когда Филипп начинал говорить пафосно, хотелось стукнуть его по голове и сказать: «Привет! Ты в двадцать первом веке живешь вообще‑то! Говори по — человечески».
Но вслух я спросила:
— И что было дальше?
— По правилам племени старший отпрыск вождя становится следующим вождем, если не возникнет споров… — он замялся, словно задумался о чем‑то своем, но тут же встрепенулся. — Но их обычно не возникает.
Я вспомнила нашу неумелую попытку свергнуть вождя и улыбнулась. Но тут же одернула себя.
— А тогда возник спор?
— Вождь питал нездоровую страсть к одной девушке в племени. Однажды ночью он пробрался к ней в шатер и силой сделал своей. На следующее утро провозгласил ее женой, жрец венчал их, а в скором времени у них родился сын.
— Вождь сказал, что отдаст ему престол? Так ведь? И отказался от сына той, которая его любила?
— Он не мог так просто нарушить закон племени. Но жрец был его другом, и они провели ритуал. В итоге первенство было передано младшему сыну. Тогда мать мальчика прокляла вождя и его возлюбленную. Она изучала темные искусства много лет. И хотя вождь со временем передал свою жену другому воину племени, это не отменило проклятия. У женщины в скорости родилась дочь. После посвящения девочку начали посещать странные сны, которые стали сбываться. Так появилась первая пророчица.
— И все? Проклятие — в видениях?
— Не совсем. Вскоре она и ее брат — вождь полюбили друг друга. Как мужчина и женщина.
— Подожди, ты хочешь сказать… Они ведь не…
— О да! — улыбнулся Филипп. — И не раз.
Потом добавил почти шепотом:
— Они не могли сопротивляться. В этом и заключается проклятие.
Внезапно я поняла. Валила на собственную слабость, неправильные принципы, а все оказалось проще. Необъяснимый трепет от прикосновений Влада, смесь ужаса и желания, с которым почти невозможно бороться. Все потому что есть проклятие. Проклятие любить его, хотеть его, грезить им. Потому что я гребаная пророчица, а он вождь!
Внезапно вспыхнувшая ярость усилила головную боль, висок прострелило, и я зажмурилась.
Меня разрывали противоречивые чувства. С одной стороны проклятие все объясняло. И мою неудачу с Матвеем, и те сны.
С другой же стороны, это не сулило ничего хорошего в будущем.
Если только…
— Если мы свергнем его, это пройдет? — спросила я, не глядя на Филиппа.
— Не знаю, Полина. Никто не знает. Даже если бы вы смогли построить что‑то… Эти союзы никогда не приносили счастья. За всю историю племени.
— Это проклятие можно как‑то обойти? Снять?
Я готовилась услышать «нет». Если бы было можно, его бы уже сняли до нас. Наши предки.