— Это ты?.. — хочет что-то выяснить Келли.
Но Минотавр занят: он расставляет бокалы по гнездам.
— Это ты его сделал? — спрашивает девушка.
— Хнн? — Минотавр поворачивается, чтобы лучше разглядеть Келли, и для равновесия держится за край посудомойки.
— Этого лебедя? — Она показывает на стоящего на подносе лебедя из яблока. — Ты его смастерил?
Минотавр кивает головой.
— Какая прелесть, — говорит Келли и кладет свою ладонь на его руку. И кладет свою ладонь на его руку. И кладет свою ладонь на его руку.
Архитектура сердца Минотавра существует испокон веков. Грубо высеченное, многокамерное, его сердце представляет собой надежный аппарат, предназначенный для работы на протяжении тысячелетий. Но кровь, которую оно качает вот уже пятьдесят веков, кровь, которую оно будет качать до конца его жизни, — почти не отличается от человеческой. По венам чудовища она несет необходимый груз человеческого существования: страх, удивление, надежду, злость, любовь. Но в том мире, где пребывает Минотавр, легче убивать и пожирать ежегодно по семь девственниц, чьи кости стучат у его ног, словно море, покрытое иссеченным трещинами льдом, чем принять нежность и отплатить той же монетой.
Вернувшись домой и улегшись в постель, Минотавр уже не помнит, что он ответил Келли и ответил ли вообще. Она положила свою ладонь на его руку. Он крутится, ворочается всю ночь и то ли спит, то ли нет.
Прошлое мнится Минотавру будущим.
Ему снятся сетования рабочего-металлиста. Сетования. Сетования.
Рабочий сетует на то, что толстые кожаные рукавицы скукоживаются от жары, становятся жесткими и трескаются от ветхости, словно это все еще плоть.
Он сетует на рейсмус и пробойник. На необходимость калибровки.
Необходимость пользоваться чертежами.
Сетует на ковкое сердце. Хрупкое сердце.
Сетует на гильотинные ножницы, на пресс и все острые детали, укрепляемые в суппорт станка.
На возвратно-поступательные движения рихтовочного молота.
На вольтову дугу в ударном и непрерывном режиме работы.
На огненную полосу, которая ищет и находит кусок моей плоти.
На все то, что не является мягким и оказывается в моей жизни.
На луг вблизи Кносса, где лепестки гиацинтов отворачиваются и отворачиваются, словно множество ладоней, отказывающихся аплодировать.
Подумай обо мне, Пасифая, в мгновение судорожного экстаза.
Ни один прохожий и ни один проезжий, оказавшийся возле дома Суини на следующее утро; никто, увидевший открытый ящик с инструментом в траве, тощие ноги и маленькие ступни, обутые в тяжелые черные башмаки, торчащие из-под багажника старенького «шевроле-белэйр», словом, ни один посторонний не подумал бы, что у механика растут рога. Автомобиль установлен над широкой мелкой канавой. Канава соединяется с бетонкой дренажной трубой, которая проходит под гравиевой дорожкой, ведущей к жилищу Суини, и переходит в такую же канаву с другой стороны. Именно там обычно работает Минотавр, когда ему необходим доступ к днищу автомобиля. Там можно ползать с инструментом в руке и работать, не ударяясь то и дело мордой о грязные детали машины и не цепляясь рогами за выхлопные трубы.