Но Тимка опережает его.
— Получай, гад! За маманю, за всех!
Всю силу вкладывает Тимка в сабельный удар. Вскрикнув, Брянцев мешком валится на землю.
— Иванов... сюда, Иванов!.. — хрипит вахмистр.
Тимка прыгает через прясло, забегает за сенник. Ребята впереди его по огороду летят. За огородами лебеда растет, высокая-превысокая, взрослого не увидишь. Ныряет в нее Тимка, ребят ищет. Лебеда в глаза тычется.
— Здесь мы. — Павлинка хватает Тимку за штанину. — Ложись!
На козулинском дворе паника поднялась. Пьяные казачки в небо палят, поп и Козулин с вахмистром возятся. А возиться с ним нечего — готов палач Брянцев, испекся.
Дозорные за селом тоже пальбу открыли. А что, почему — никто не знает. Суматоха.
— Разбегаемся, ребята! — шепчет Кирька. — Мы с Тимкой к нам. А завтра в тайгу подадимся. Ищи ветра в поле.
— Ладно, — соглашается Павлинка. — По домам.
Вовремя убегают ребята: казачки на огород переметнулись, цепью к Тургинке прут.
А толку что? Правду Кирька говорит: ищи ветра в поле.
На другой день Кирька с Тимкой сходили в зимовьюшку. Надо было Тимке сразу к партизанам податься, да не хотелось товарища в беде бросать.
Тихона Лукича в землянке не было, ребята нашли его недалеко от той колодины, под которой Тимка китайца обнаружил.
Лежал Тихон Лукич на сырой земле. Давно уже, видно, лежал. Убили его и бросили. А кто убил? Может, Копач с Брянцевым в тот самый день, когда ребята из тайги шли и на дороге их встретили?.. Может быть...
Не отсиделся в тайге Тихон Лукич. Волком жил, по-волчьи умер.
Кирька плакал, сидя на нарах, Тимка успокаивал его, как мог.
Потом они оба колодину осмотрели — никаких следов от китайца уже не осталось: то ли звери его растащили, то ли болотина засосала. А Тихона Лукича похоронили. Ямку вырыли ему, где маленько посуше было, и к вечеру вернулись в Межгорье.
Кирькина мать не дождалась ни мужа, ни сына. Так, совсем неожиданно, осиротел Кирька Губан. Осталась у него старенькая бабушка Пелагея, и больше никого на всем белом свете.
Утром ребята собрались в пещере.
Тимка прощается с Кирькой и Павлинкой. Он уходит в Лосиный ключ к отцу, к Ершову — к партизанам. И держится Тимка сейчас солиднее обычного. И впрямь будто на несколько годков повзрослел.
— Пещеру и все имущество оставляю обоим, — объявляет Тимка. — И золото охранять наказываю. Пуще глаза беречь.
— Какое золото? — разевает рот Кирька.
— Ванлиново. Он мне перед смертью сказал. А мы с Павлинкой нашли.
— И мне доверяешь?
— Чего ж не доверить. Теперь это партизанское золото. Вон под той сосной спрятано.
— Ну, само собой... Сбережем, — говорит Кирька, явно польщенный доверием. — А ты саблю возьми! — он протягивает ершовскую саблю. — Пригодится.