Павлинка за компанию увязалась. Так и сказала: «Не могу я без вас, ребята, что хотите делайте. Как дружили, так дружить и будем».
А что с ней делать? Пусть смотрит. На Тимку она зла не имеет, и он на нее. Что было, то было, — прошлого не вернуть.
На беляков надо злиться, они войну затеяли.
Вахмистр с Козулиным у окна сидят, рюмками чокаются, обнимаются. У Козулина борода красивая, черным-чернешенька, чуть не по пояс; у вахмистра от смеха кудряшки трясутся. Оба, видать, навеселе, потому что вахмистр головой в козулинскую бороду тычется, а купец его кудряшки целует.
Батюшка с крестом на животе по горнице расхаживает, светлой гривой трясет. Раскроет рот, рюмку опрокинет и опять туда-сюда, как маятник.
На улице светлым-светло. Небо темно-синее, в блестках-звездочках, луна чистая, полная, высокая. Все Межгорье освещает.
Народ в селе словно вымер, один козулинский дом светится. Вдруг вахмистр взмахивает руками, поднимает голову, рявкает по-медвежьи:
Скакал казак через доли-и-ну,
Через маньчжурские края-я...
Песню подхватывают, орут, кто во что горазд, лишь бы слышней было. Видно, страх от себя отпугивают.
Три часа лежат ребята на сеновале. Кирька зевать стал, на сон потянуло. Хорошо здесь, мягко, славно сеном пахнет. Павлинка, чтоб не заснуть, стихи какие-то бормочет. А может, и не стихи — молитву какую-нибудь. Один Тимка на страже — вроде того казака, что под окнами сапожищами топает.
Все по очереди во двор выходят, один вахмистр будто завороженный. Сидит, самогон глушит, то попа, то Козулина целует.
— Не выйдет, наверно, — шепчет Кирька.
— Вызывай! — поднимается Тимка. — Уговор помнишь?
— Боязно, Тимка.
— Ну!
— Хочешь, я схожу? — напрашивается Павлинка. — Я знаю, как его выманить. Хочешь?
— Пусть он, — не сдается Тимка. — Хватит ему труса праздновать.
Нехотя спускается Кирька с сеновала, боязливо открывает двери. Видно в окно, как пробирается он меж пьяных, что-то шепчет Брянцеву на ухо. Вахмистр вскакивает, одергивает френч, трогает усы, подается к двери. В ту же минуту Тимка стрелой вниз и — к сенцам. Едва успел шепнуть Павлинке: «Убегать по огородам».
Нетвердо ступает Брянцев на крыльцо, изрядно покачивается. Туда-сюда головой крутит.
— Иванов!
— Я, вашбродь!
— Ты тут, братец? Ну, ну, смотри в оба... Эй, как тебя!.. Показывай красотку. Где она?
— Здеся, господин вахмистр. За сенцами.
Спускается вахмистр с крыльца, за сенцы поворачивает. А за ними Тимка стоит, руки назад держит.
— Тебе чего? — икает Брянцев. — Ты чей?
— Я — Тимка Смекалин. Вы убили мою маманю и сожгли.
— Что ж из этого следует? — Брянцев тянет руку к кобуре.