— Скажи, что хочешь меня, — сказал Эдвард, и она вдруг поняла, что всегда хотела его. Не только с того момента, когда они познакомились, а всю-всю жизнь.
Я люблю тебя, — с изумлением думала она, — я люблю тебя, Эдвард. Когда это случилось? Когда злость превратилась в желание, а желание — в любовь?
— Оливия. — Он привлек ее ближе. — Мне надо, чтобы ты произнесла это вслух. Скажи, что хочешь меня. Только меня.
Она медленно улыбнулась, намереваясь вложить в свой ответ столько радости и страсти, чтобы этот вопрос у него уже не возникал никогда. В конце концов он должен знать, что до него у нее никого не было.
— Эдвард, — тихо сказала она, с улыбкой сбрасывая кофту и бюстгальтер, не отрываясь глядя ему в глаза. — Я безумно хочу тебя, — прошептала она и наклонилась к нему. Волосы упали ей на плечи и грудь, а руки раскрылись для объятья.
Но он не прижал ее к себе. Он встал, его губы задергались, темные зрачки сузились до размера булавочной головки, он отшатнулся от нее и медленно прошел к окну. Остолбенев, Оливия смотрела на его мускулистые плечи, сжатыми кулаками изо всех сил он бил ладонями по подоконнику.
— Эдвард. — Она нерешительно двинулась к нему. Подойдя почти вплотную, она подняла руку и тут же опустила ее. — Эдвард, — тихо спросила она, — что случилось?
— Ничего.
Она знала, что это неправда. Никаких вопросов, — уговаривала она себя, — ни слова больше. Но вопрос уже не мог не быть задан.
— Эдвард, — выпалила она, — ты думаешь о… о..?
— О моем отчиме? — Он резко обернулся, и выражение его лица заставило ее робко отступить.
— Нет, — сказал он с холодным сарказмом, — конечно нет. Почему я должен думать о старом добром Чарли, Оливия? Почему я должен думать о нем в такую минуту?
Вдруг она ощутила в душе безнадежную пустоту.
— Но я же говорила тебе…
Он порывисто прошел мимо.
— Одевайся, — бросил он, хватая свой свитер. — Я буду ждать в машине.
Она посмотрела ему вслед, дрожащими руками подняла разбросанную одежду и стала натягивать ее.
— Боже, помоги мне, — шептала она, — помоги мне, пожалуйста.
Оливия повернулась к окну и поглядела на берег и море глазами, полными слез. Место, которое Эдвард назвал лучшим в мире, сейчас казалось ей отвратительным.
И тут ей послышался голос — голос Риа, возникший вдруг в глубине ее памяти и повторявший слова, нацарапанные детской рукой на открытке, слова, в которые был вложен весь восторг четырнадцатилетнего существа.
Это самое красивое место на земле, Ливви, — писала Риа, — тебе непременно нужно увидеть Багамы. Это самое-самое мое любимое место в мире!