Мне-то нечего жаловаться: я плыл не в трюме, а в каюте и на понтике, довольно комфортно. Когда «Вудман» достигает пункта назначения, 6-го мая в «Хобарт Таун Гэзет» появляется статья: «Среди высаженных под присмотром солдат каторжников есть также датчанин по имени Йорген Йоргенсен, в прошлом работник изолятора в Ньюгейте, хорошо знакомый всем заключённым; умён, говорит на многих языках, побывал в Австралии в период формирования первой колонии в качестве штурмана «Леди Нельсон» под руководством командора Симмонса».
Больше похоже на приглашение на какое-нибудь светское мероприятие. Я гордо схожу с борта «Вудмана» и созерцаю произошедшие в городе изменения, периодически делая критические замечания по поводу рассредоточенности новых построек и неорганизованности складов на берегах. Естественным образом меня назначают счетоводом в службу по налогам и таможне, только что прибывший из Англии директор которой, г-н Ролла О'Ферралл, абсолютно ни в чём не разбирается, попросту не умея считать. Шесть пенсов в день и жильё при штабе флота. Практически все остальные ссыльные отправлены гнуть спины на транспортировке камней и щебня или брошены гнить в тюрьмах.
Тех, кто был действительно закован в цепи, доктор, было шесть тысяч, но в целом каторжников было гораздо больше. Многие были помилованы и прикреплены на службу в колониях к какому-нибудь учреждению, как я, например. В целом нас было тринадцать тысяч. В 1804-м население Земли Ван Димена насчитывало 433 человека. Сейчас же в одном Хобарте живёт больше пятисот человек. Здесь чистые улицы, немало домов из камня и кирпича, два красивых моста, шпили церкви Св. Давида, резиденция губернатора, тюрьма, казармы, бараки для избежавших Порт-Артура счастливчиков, больница, склады и пакгаузы, загоны для скота, пирсы, таверны. Во стократ лучше, чем в первом послевоенном эмигрантском лагере Бонегилла: помню слепые коморки, грязь, за год до нашего приезда там погибло двенадцать детей, по крайней мере, я так слышал.
Ах да, о трактирах. «Ягнёнок», «Весёлый моряк», «Семь звёзд», «Помоги мне выйти в люди» и, с тех пор как я начал встречаться с Норой, «Ватерлоо Инн». Не было места милее для падания под стол. Моряки любят высадки и лестницы, вверх-вниз: оказываясь на земле, они отправляются прямиком в какую-нибудь таверну. Это быстро становится привычкой и укрепляется настолько сильно, что ты начинаешь посещать её всякий раз, когда происходит буря на море твоей жизни, даже если это не имеет никакого отношения к недавно осуществлённой высадке с корабля. Мне нравится пить, пусть вы здесь и даёте мне лишь сиропы да травяные чаи, я обожаю сидеть вон там, пить и слушать голоса: вот-вот из общего гула высвободится отчётливый крик, словно прибой вырывается из массы исполинской, разбивающейся о скалу волны. Как приятно рассматривать лица, движения рук, жесты, мимику. Мир очень разный и может составить чудесную компанию. Совсем не нужно иметь друзей: главное, найти толпу, людей. Пара слов за барной стойкой, зажёгшееся на миг разговора и тут же потухшее в серой памяти лицо, давка, дым коромыслом. Неважно. Обязательно будет следующий, кто закажет пиво.