Ранило его во время ночной вылазки уже отступивших было «духов». В тот злосчастный момент ранило, когда он уже, казалось бы, накрыл гранатой едва заметные крадущиеся к колонне тени и прошил огнем своего АКМа выхваченные из темноты вспышкой взрыва силуэты очередных кандидатов на успех. Стрелял с колена, привалившись к гусенице БМП боевого охранения, и вдруг откуда-то сбоку зазвенели по броне свинцовые «подарочки». Парочка таких «близнецов-братьев» досталась и Сереге. Досталась и навеяла на него великую грусть. Стало так грустно, что пришлось даже на время притормозить сознанием. Очнулся Серега, когда уже его заканчивал перевязывать румяный сержант медицинской службы. Присмотрелся с опаской: что перевязывают? Голова не перевязана, но почему-то болит. На месте хотя бы и ладно. А то ведь, иначе если, это ведь и есть-то нечем будет. В боку дырка, сержант говорит, что две дырки-то — навылет значит. Тоже не так все плохо. В бедре дырища, жаль одна только — здесь с вылетом не повезло. Да и сержант не успокоил, внимательно осмотрев зияющее отверстие, — видимо кость серьезно повреждена. Ладно, самое главное — жив и гениталии на месте, без них вообще бы в этой жизни скучно было, не интересно как-то все. Так вот наспех перевязанный и с пустеющей флягой спирта в руке держался Серега до утра. Не сам по себе, конечно, держался, а как говорится, со товарищи. Товарищи держались дружно, экономно пуская осветительные ракеты, периодически постреливая и изредка пошвыривая гранаты в подозрительные перемещения ночных теней. А утром «вертушкой» отправили Серегу в госпиталь в столичный Кабул. Раненое мясо там слегка подлатали, а с раздробленной бедренной костью связываться не стали и отправили его долечиваться в Союз, в район сияния на его территории «звезды востока». В район, так сказать, расположения воспеваемой тогда «столицы мира и тепла», а попросту говоря в столицу солнечного Узбекистана город Ташкент был отправлен Серега для дальнейшего своего излечения. Наконец-то покончено с генетически унаследованным интернациональным долгом!
И когда все это наконец закончилось, опять всплыли в травмированной анестезией Серегиной памяти рассказы ветеранов второй мировой о своих погибших товарищах: «Порой это просто не укладывалось в голове. Ведь еще какой-то час назад занимался Колян так же, как и все, какими-то обыденными утренними делами: побрился наскоро, вспомнил родных своих, представил, чем они сейчас занимаются, улыбнулся их фотографии, шутливо перебросился с другом одним-другим нелитературным словцом. Так же, как все, замер в окопе, ожидая окончания артподготовки, выскочил по команде, пошел вперед и вдруг — мертво лицом в липкую грязь. И сколько их упавших Колянов, Федянов, Петек… Во время боя не до павших. А после, когда про них, наконец-то устало вспомнят или свои или другие, то бросят их в братскую могилу, наскоро вырытую в грязи. Бросят несопротивляющимися кулями еще не начавшего тухнуть мяса. И все, поминай, как звали. А поминать долго никто не будет — кого самого назавтра убьют, а кто и просто забудет во фронтовой чехарде и череде часто меняемых товарищей. Да нет, после победы вспомнят, конечно же — мы же сейчас вспоминаем… А тогда некогда было — смертельная усталость сваливалась сразу после боя на измученное туловище, а еще надо было успеть похлебать чего-нибудь стылого из алюминиевого котелка и хоть не много, но поспать — часто так случалось, что со следующим рассветом начинался следующий бой. Да и не было тогда, честно говоря, полного ощущения того, что товарищей этих мы сегодня навсегда потеряли». И при воспоминаниях этих ветеранских рассказов вдруг отчетливо вспомнились Сергею последние, произошедшие с ним события. Вспомнились и сопоставились они с рассказами ветеранов. «Действительно, — думал Серега, — это ведь была совсем другая война, и по целям, и по масштабам другая. Но сколько между войнами этими общего. Наверное, между всеми войнами много общего, несмотря на разные времена, вооружение и условия их проведения — свои герои и обычные работяги войны, и все те же трусы, воры, предатели». И в голове его вдруг опять зазвучала очередная, тщательно скрываемая от широкой общественности и удивительно глубокая по своему психологическому содержанию «песнярская» песня (читатель не поленись, достань и прослушай, только обязательно в «песнярском» исполнении прослушай):