Господь не дал Бовуару дара деликатности, и все же он постарался, чтобы его слова звучали не слишком резко.
Гамаш вышел из реанимационной в толчею коридора. Доктора и медсестры сновали туда-сюда, в реанимационной было полно жертв автокатастроф, лыжников со сломанными костями, людей с переохлаждением и обморожениями. Гамаш и Бовуар нашли два пустых стула и сели.
– Ты прав: я думал позволить им умереть. – Он едва верил, что произносит эти слова. – Еще вчера я знал, что, кроме них, убить Си-Си было некому. Письмо Эм только подтвердило мои догадки. Но, глядя, как они уходят все дальше, я вдруг подумал об эскимосских стариках, которые уходят на дрейфующий лед и плывут к смерти, чтобы в голодные времена не становиться лишним ртом и обузой. Они отдавали свои жизни, чтобы жили другие. Потом я вспомнил про сапожки Си-Си.
– Унты. Эскимосские сапожки. Вы хотите сказать, что к этому делу каким-то образом причастны эскимосы? – недоуменно спросил Бовуар.
– Нет, – Гамаш слегка улыбнулся ему в ответ.
– Слава богу. В этом участвовали только трое. А то я уж думал, что вся деревня.
К ним по коридору спешил молодой доктор, вытирая на ходу руки.
– Старший инспектор Гамаш? Я только что от мадам Мейер. Похоже, она будет жить. По виду хрупкая, но здоровье железное. У нее, конечно, отморожения и умеренное переохлаждение. Любопытно, что снег, вероятно, спас всех троих. Он создал что-то вроде одеяла, которое защитило их. Но что касается другой женщины, Эмили Лонгпре…
Гамаш на мгновение закрыл глаза.
– Боюсь, мы ее потеряли.
Гамаш знал это. Когда он поднял ее, она была невероятно легкой. Он чувствовал, что должен помогать ей, иначе она умрет прямо у него на руках. Он держал ее и нашептывал ей все молитвы, какие знал. Но трещина в сосуде была слишком велика.
Теперь Эмили Лонгпре свернулась калачиком в руках Гаса, в тепле и безопасности. Она была счастлива, слушая, как Дэвид играет Концерт для скрипки Чайковского. Эм была дома.
– Мадам Мейер в сознании, если вы хотите поговорить с ней.
– Очень хочу.
Гамаш двинулся следом за доктором по коридору.
– Да, хотел у вас спросить, – сказал доктор у двери. – Мадам Мейер все время повторяет что-то, и я подумал, может, вы знаете.
– Намасте, – кивнул Бовуар. – Это означает, что Бог во мне приветствует Бога в вас. – И пояснил Гамашу, который удивленно посмотрел на него: – Я это выяснил.
– Нет, про намасте я знаю, – возразил доктор, открывая дверь.
– Эскимосские сапожки, – сказал Гамаш Бовуару. – Эмили Лонгпре не упомянула их в письме. Она не знала про них, пока я ей не сказал. Но даже и тогда она не поняла значения моих слов.