Дверь открылась еще до того, как Гамаш и Рейн-Мари успели постучать.
– Мы вас ждали, – сказал Питер.
– Это ложь! – закричала Рут, устроившаяся в этом уютном доме. – Мы начали есть и пить без вас.
– По правде говоря, она ни на минуту не прекращала ни того ни другого, – прошептал Питер.
– Я все слышала! – прокричала Рут. – Оттого что это правда, она не становится менее оскорбительной.
– Bonne année[98], – сказала Клара.
Она расцеловала Гамашей в обе щеки и взяла их куртки.
Это была ее первая встреча с Рейн-Мари, и та оказалась именно такой, какой представляла себе Клара. Улыбающаяся и дружелюбная, добрая и изящная, в сшитых на заказ и удобных юбке и блузе, в свитере из верблюжьей шерсти и шелковом шарфике. На Гамаше был твидовый пиджак, галстук, спортивного типа брюки. И Гамаш умел носить эти красивые вещи с легким изяществом.
– С Новым годом.
Рейн-Мари улыбнулась. Ее представили Оливье и Габри, Мирне и Рут.
Питер провел их в гостиную и спросил:
– Как поживают Матушка и Кей?
– Поправляются, – ответил Гамаш. – Все еще очень слабы и тоскуют по Эм.
– Невероятно, – сказал Оливье, присаживаясь на подлокотник кресла Габри.
В камине потрескивал огонь, на рояле стоял поднос с напитками. Всегда гостеприимная комната выглядела еще приветливее с новогодней елкой.
– Устрицы на рояле, подальше от Люси, – объяснила Клара. – Только у Морроу может быть собака, которая любит устрицы.
– Мы видели бочонок при входе, – сказала Рейн-Мари, вспомнив деревянную емкость, полную устриц, в снегу перед дверью в дом Морроу.
Она не ела устриц с детства. В деревне, где она росла, на Новый год тоже привозили бочонки устриц. Квебекская традиция.
Взяв тарелки с устрицами на половинке раковины, с тонкими ломтиками ржаного хлеба под тонким слоем масла и кусочками лимона, двое новоприбывших гостей присоединились к остальным перед камином.
– Как поживает Кри? – спросила Клара, устраиваясь рядом с Питером.
– Она сейчас в психиатрическом отделении. В ее нынешнем состоянии суд ей не грозит. А может, и вообще не грозит, – ответил Гамаш.
– А как вы поняли, что она убила мать? – спросила Мирна.
– Вообще-то я думал, что это сделали три женщины – они просто обвели меня вокруг пальца, – признался Гамаш, отхлебнув вино. – Но потом я вспомнил эти унты из кожи новорожденного тюленя.
– Злодейство, – заметила Рут, делая очередной звучный глоток.
– Эмили в своем письме сообщала о никотиновой кислоте, антифризе, проводах. Но одну важнейшую деталь она упустила.
Все навострили уши.
– Если бы они сделали все то, о чем сказано в письме, то Си-Си осталась бы жива. Эмили в своем письме ни слова не сказала о сапожках. Но если бы на Си-Си не было эскимосских сапожек с металлическими зацепками, то ничего бы не произошло. Эти металлические зацепки – ключ к убийству. Я сказал вчера об этом Эмили, и ей стало худо. Более того, она удивилась. Она слышала, как Си-Си идет, поцокивая этими крючками после предрождественской службы, но не видела ее. Она понятия не имела об источнике этого звука.