— Абсолютной уверенности у меня нет, но я убеждена, что так оно и есть. Почти наверняка, между вами той, которая умерла, и той, какая вы сейчас, меньше различий, чем будет между вами той, которая ляжет спать, и той, которая проснется утром.
— И это тоже благодаря этому критическому реагированию?
— Частично. Копии по обе стороны процесса должны быть абсолютно идентичны, при условии, что первичная часть пары уничтожается.
— Что?
— Критическое реагирование — великая вещь, когда оно работает, но в двух процентах случаев оно отказывает; вернее сказать, не срабатывает вовсе. Вот почему этой системой почти никогда не пользуются — слишком высоки риски. Ею пользуются в военное время, когда это все же лучше, чем ничего, и, возможно, несколько агентов ОО были подвергнуты этому процессу, но в остальных обстоятельствах — никогда.
— И все же мои шансы были высоки.
— Безусловно. И это лучше, чем умереть. — Смыслия помолчала. — Но все равно, у нас нет ответа на вопрос, каким образом у вас в голове появилось невральное кружево, способное к полномасштабному копированию и оснащенное опцией критического реагирования, нацеленной на давно вышедшую из употребления субсистему, о которой все давным-давно забыли. — Смыслия повернулась, посмотрела на Ледедже. — Вы нахмурились.
— Просто мне пришла в голову одна мысль.
Она познакомилась с ним (впоследствии оказалось, что «он» — не совсем тот, за кого она его приняла) во время приема на Третьей Эквабашне, в космопорту одного из пяти экваториальных космических лифтов Сичульта. Корабль джхлупианской культурной и торговой миссии только-только причалил, из него вышли несколько важных персон из Джхлупе, цивилизации высокого уровня, с которой у Вепперса были коммерческие связи. Карусель, где проходил прием, представляла собой гигантский тор (один из нескольких), постоянно вращающийся под округлым основанием причальных доков, а сквозь наклонные окна можно было видеть постоянно меняющийся ландшафт планеты.
Глядя на джхлупианцев, вспомнила она теперь, можно было подумать, что они состоят из одних локтей. А может, колен; это были неловкие на вид существа с двенадцатью конечностями, напоминавшие гигантских сухопутных крабов в мягкой скорлупе; их кожа, или панцирь, отливала ярко-зеленым переливчатым цветом. Из свернувшихся в шар туловищ, чуть крупнее человеческого, торчали по три глаза на стебельках. Они не пользовались своими многочисленными хилыми ногами, а парили на чем-то похожем на металлические подушки, из которых доносились их переведенные речи.
Это случилось десять лет назад. Ледедже тогда было шестнадцать, и она понемногу начинала привыкать к тому, что стала женщиной, а ее окончательно созревшая интаглиация будет предметом восхищения, где бы она ни появилась; с точки зрения Вепперса и остального мира, в этом и состояло ее единственное назначение.