Блестит?
Волей-неволей присаживаюсь на корточки рядом с ощеренной мордой. Разит, словно, падая, раптор подмял под себя сотню тухлых яиц. Но там, в смердящих недрах из-под начинающей распухать склизкой ленты языка и впрямь виднеется что-то… явно не органического происхождения. Я нерешительно оглядываюсь. Гала кивает.
— Давай-давай, голуба. Делов-то — руку протянуть и вытащить. Я за тебя твою работу исполнять не собираюсь.
О, нет! Не полезу я туда, меня и так тошнит от одного запаха!
— Девочке пострадавшей хочешь помочь? — заходит Гала с другой стороны. — Хочешь. Так вот, я даже отсюда вижу, что ей нужна та хреновина. Только вот незадача: бонус под тебя заточен, в чужие руки не дастся, а даже если и так — силу потеряет. Ты заработала — тебе и брать, и давай, поторопись, не задерживай. Бюргеры уже в своих домах все задницы отсидели, боятся выглянуть, пока эта гадость здесь валяется.
И насмешливо добавляет:
— На «слабо» не развожу, не думай. Таким не шутят.
Не шутят, верю. Но лезть в пасть голой рукой? Поколебавшись, надрываю зубами край рубашки, отрываю лоскут и оборачиваю вокруг кисти. Какая-никакая изоляция. Остаётся надеяться, что слюна у раптора не ядовитая и не кислотная, а то будет мне подарочек.
Осторожно, задевая клыки, сую ладонь между склизлым нижним нёбом и пористым, как губка, языком. Там, в подъязычьи, прячется нечто круглое, размером с небольшое яблоко и даже с черенком, который никак не хочет отрываться от мёртвой плоти. После нескольких безуспешных потягов пытаюсь это «яблочко» открутить, но держится оно крепко, мало того — скользит и проворачивается. Чуть не плача от жалости к себе, помогаю другой рукой, голой, которую тотчас начинает немилосердно щипать, и, наконец, прихватываю кругляшок как следует. Отдираю. Извлекаю. Таращусь на то, что у меня в руках.
И краем глаза вижу, что голова раптора начинает таять. И вот уже с тушки сбегают краски, она становится всё прозрачнее, пока, наконец, не истаивает без следа. Вот она, фишка здешних разработчиков. Только железный штырь, бывший когда-то идеально ровным отполированным прутом из калитки, а ныне — изъеденный коррозией, со звоном падает на камни мостовой.
— Очень практично, — заторможено отмечаю. — Ни утилизировать, ни хоронить не надо. С людьми тоже так?
— Скоро сама увидишь, тут чего только не случается. Да вытри ты хоть чем-нибудь эту штуку, дай разглядеть толком!
Руки мне оттягивает прозрачный камень густо-вишнёвого цвета. Содрогаясь, я обтираю его подолом, затем насухо — рукавом, смотрю на свет. Камень идеально кругл и больше похож не на яблоко, а на громадную черешню. Солнечные лучи, пройдя сквозь него, падают на мостовую багровыми пятнами.