Несмотря на несчастное существование, которому Маркс подверг свою семью, это был отец, к которому дочери были очень привязаны, и его отказ искать работу не препятствовал тому, чтобы он жил не по средствам и высасывал деньги из Энгельса. Он подробно рассказывал Энгельсу, как он жил слишком роскошно для своего финансового положения, но это был единственный способ, благодаря которому его дочери могли бы «сделать связи и вступить в отношения, которые гарантируют их будущее». «Ты сам согласишься с тем», писал Маркс Энгельсу, «что даже с чисто деловой точки зрения заключение брака с настоящим пролетарием будет неподходящим». Чтобы заплатить за уроки игры на фортепиано для его дочерей, он заложил обувь многострадальной Ленхен Демут. Но зато у него находились деньги на самые дорогие вина, вкус, который унаследовали и его дочери.
Что касается характера Энгельса, то Хайндмен отмечал, что «Фридрих Энгельс был очень деспотичным и злостным человеком, и госпожа Маркс, женщина больших способностей и очаровательного характера, сама говорила моей жене, что она горько жаловалась на то влияние, которое Энгельс имел на ее мужа».
Некрофилическое расстройство личности
С раннего возраста Маркс показывал симптомы некрофилического расстройства личности. Среди черт такого расстройства: неспособность поддерживать связи с живыми людьми, язык, который включает многочисленные связанные со смертью слова, вера, что решение конфликта требует силы или насилия, и нечувствительность к трагедии, касающейся человеческих жертв.
Другим признаком его расстройства было частое использование Марксом «скатологических слов» в переписке с Энгельсом. Доктор Натаниэль Вайль, американский экономист и бывший коммунист, говоря о Марксе, заявляет, что «его любимое выражение в его письмах Энгельсу - «дерьмо»». Его типичное описание тех, кого он не любил, было «это дерьмо». Его юношеская поэзия, которая так встревожила его отца, характеризуется смертью, распадом и разрушением:
Так Бог вырвал из меня всё моё В проклятии и мучении судьбы Все миры Его невозвратимо исчезли!
Мне не осталось ничего, кроме мести!
Я высоко воздвигну мой престол,
Холодной и ужасной будет его вершина. Основание его — суеверная дрожь, Церемониймейстер — сама чёрная агония.
Кто посмотрит здоровым взором,
Отвернётся, смертельно побледнев и онемев, Схваченный слепой и холодной смертностью, Да приготовит его радость себе могилу.
Ибо он отбивает время и даёт знамения.
Всё смелее и смелее я играю танец смерти.
И они тоже: Оуланем, Оуланем!
Это имя звучит, как смерть.