— Во всех…
Если бы Кащей знал, сколько времени ему будет сниться чёрно-синий фингал, с лёгкой примесью пурпура на пластмассовом лице, который он любовно выводил уже с добрых полчаса, то он бы ни за что не взялся за его исполнение. Просто бы вывалил на пустую голову банку с краской и сказал, что и так сойдёт. Что думал манекен, мастер не задумывался, справедливо полагая, что тому нечем осмысливать происходящее. Натягивая армейские штаны на очередную пассию, он поймал себя на мысли, что: «Вот ведь как получается: замерзают живые и по логике вещей, одевать бы их, но чаще возникает желание сделать всё наоборот. Неживой материи одежда ни к чему, а я тут мучаюсь, пытаясь приладить на пластиковую тётеньку мужские портки».
На каком-то этапе вдохновение покинуло мастера, повергнув последнего, в неконтролируемую ипохондрию.
— Как бы у него творческий застой, плавно не перешёл в творческий запой, — высказал опасение Крон, озабоченно посматривая на сиротливо стоящий в углу бидон и на мастера художественной росписи, по-пластмассе.
Сутулый слонялся рядом, поэтому опасения были не беспочвенными, на что Комбат высказал свою точку зрения:
— Надо что-то решать!
— С бидоном? — наивно переспросил Крон, удивлённо поглядев на друга.
— С обедом.
Из города вернулся Дед, с целым рюкзаком драных лифчиков и чулок. На какой свалке он побирался, добытчик так и не сказал. Привезя новые порции амуниции для манекенов, он занялся делом, которое не требовало отлагательств. Почёсывая бороду, он принялся сортировать товар. Торчащие из рюкзака руки и ноги, делали Деда похожим на особо опасного маньяка, а пламенный революционный взгляд, мобилизующий остальных на воплощение идеи в жизнь, окончательно убеждал в этом. Подвалив Кащею дополнительную халтурку, он, с чувством выполненного долга направился к столу, а художник возмутился. На помощь ему пришлось срочно выделять дополнительные людские резервы, без дела шляющиеся по избе и работа закипела, пока на стол накрывались харчи.
После обеда все пошли разносить манекены по местам боевой славы. Как сказал Дед: «Кому бесславие, а кому ещё хуже!» Торчащая из ямы окровавленная нога в камуфляже, присыпанная прелой листвой, даже у инициаторов действа оставляла в душе неизгладимое впечатление, так что тогда говорить о девичьих душах, в хрупкой оболочке, наивно пробегающих мимо с игрушечными автоматиками. Разорванная снарядом рука, в нужный момент, с помощью лески приходила в движение. Это на тот случай, когда статические визуальные эффекты не возымели нужного действа и, приходилось прибегать к динамическим. Вообще-то, Дед не был кровожадным человеком, но, на войне, как на войне и, к сказанному выше, из ямы доносился душераздирающий стон, извлечённый из недр братской могилы замаскированным динамиком. По признанию одного из игроков, в этот момент он подумал о том, что это их предшественники, из первой игровой партии, а они попали в руки опасных преступников, не оставляющих сомнений в маниакальной наклонности к убийствам организаторов шоу. Один игрок побелел, когда вошёл в избу и увидел, стоящий на столе безобидный утюг. Выжигательный прибор, с помощью которого Крон делал карбонизацию трубки собственного изготовления и, принятый посетителем за паяльник, добавили седых волос страйкболисту, а ведь мастер только имитировал обкуривание табачной камеры чаши — реактора, как он сам её называл.