Новелла «низкого» ряда, построенная на розыгрыше, тоже претерпевает глубокие изменения: карнавальная игра реальностью превращается в безжалостное глумление, веселый фарс — в трагедию. Человек приобретает индивидуальность, но отрывается от коллективного начала, теряет моральные ориентиры, присущие сообществу людей. Завоевав свободу, человек, пожалуй, впервые в истории переживает трагедию одиночества. Философия, определенное мировоззрение, жизненная позиция сменяются прихотливой игрой ощущений и подсознательных импульсов. Поэтому и реальность, в которой живут герои барочной новеллы Марии де Сайяс-и-Сотомайор, распадается, теряет цельность, однако не исчезает в эмблемах и аллегориях, как это происходит в барочном философском романе (например, в «Критиконе» Бальтасара Грасиана), а становится, при всем своем распаде, зримой и объемной, фрагментарной, но кричаще яркой.
Как видим, испанская новелла, сложившаяся еще в средневековье на почве устного фольклорного рассказа, восточной обрамленной повести и народного романса, весьма своеобразно восприняла повсеместно распространившееся в XV веке итальянское влияние. Канон классической ренессансной новеллы не привился: приближаясь по широте охвата действительности к роману, по остроте и ювелирной отточенности интриги — к комедии «плаща и шпаги», novela corta оставалась свободной от ограничений и условностей, присущих как драме, так и роману в тогдашних его разновидностях. В XVI, и особенно в XVII веке новелла была своеобразной лабораторией писательского мастерства, исподволь готовила иной, не связанный со схемами и канонами путь художественного освоения реальности. В заглавии мы определили состояние испанской новеллы Золотого века как расцвет. Это не громкие слова — действительно, ни до, ни после в Испании не создавалось в жанре новеллы таких интересных и значительных произведений, а главное — никогда этот жанр не играл в литературной ситуации такой специфической роли.
А теперь, дорогой читатель, загляните в содержание: вы увидите, что большинство авторов представлены на русском языке впервые. Очередное «белое пятно» в истории литературы получило свой колорит: наивно-яркие, чистые краски Тимонеды, благородно-сдержанные тона Кастильо Солорсано, резкая светотень «Пачеко и Паломеке» Сеспедеса-и-Менесеса, кричащие барочные диссонансы доньи Марии де Сайяс-и-Сотомайор. Открывая эту книгу, вы вступаете в неизведанное. «И ежели мой стиль, неотделанный и грубый, не доставит вам наслаждения, памятуйте о том, что не было у меня иной цели, как только вам угодить», — вот что сказал новеллист Кастильо Солорсано, думая о своих читателях, а стало быть, и о нас с вами.