Дон Дьего остался доволен тем, что узрел ту, кого хотел узреть, но при этом не очень-то верил, что преуспеет; однако ж ему подумалось, что ее холодность говорит не о презрении к нему, а лишь о ее стыдливости, и он решил проверить, не окажется ли она милостивее при меньшем числе свидетелей. И вот в полночь явился он к дому Сильвии с музыкальными инструментами, которые раздобыл, побуждаемый влюбленностью, и под аккомпанемент двух слуг-музыкантов спел нижеследующий романс, в коем восхвалял, средь прочих совершенств лика Сильвии, прекрасные ее уста, а красота их была такова, что одних только уст было довольно, чтобы пленять сердца, — незачем даже было глядеть ей в очи:
Пара лепестков гвоздики,
Перлы в алости коралла,
Сладкая угроза жизни,
Яркость раковинки малой,
Нежные врата дыханья,
Благовонного, как амбра,
И пленяющего ветер
Благом ласкового дара,
Кладезь прихотей прелестных.
Родственный самой багрянке
Багрецом, живым и чистым,
Словно кровь на свежей ранке,
Коль сравнили б тирский пурпур
С тем, что жемчугу оправой,
В страхе он поблек бы с горя,
Со своей расставшись славой.
Малая тюрьма желаний.
Лучшая утеха взгляда,
Смерть, сокрытая в кармине,
Коль возможна смерть-услада.
Безграничное всевластье
Сладостного совершенства,
Что в стыдливости безмолвной
Дарит робость и блаженство.
Роза, что в сердечке скрыла
Снег, не тающий и млечный,
И цветет цветам на зависть,
Словно май сужден ей вечный;
Красоты самой эмблема,
Коль пою тебе хваленья,
Разомкнись, молю, и молви,
Примешь ли мое служенье.
Но напрасны все старанья,
Я ваш раб, так пощадите!
Лишь одно о вас я знаю:
Смерти вы моей хотите.
Услышала Сильвия романс и поняла, что поет тот самый кабальеро, который говорил с нею вечером; ей хотелось открыть окно, чтоб не показаться простолюдинкой по незнанию законов учтивости, но она боялась, вдруг кто-нибудь увидит да потом расскажет больше, чем видел. Ей пришлись по сердцу и обличье дона Дьего, и учтивость его, и разумение, и мнилось ей, что она склонилась бы к мольбам человека с такими достоинствами, если бы он того заслужил; но, вспомнив о скромном своем происхождении, она изгнала эти помыслы и предала забвению, хоть и не так быстро, часы, отнятые певцом у сна.
Дон Дьего убедился в своем несчастий, ибо Сильвия в ответ на восхваленья не выказала ему признательности. На постоялый двор он возвратился куда более растревоженный, чем можно было ожидать от его здравомыслия; пытался он изобрести какую-нибудь хитрость, чтобы победить презрение Сильвии, и не мог ничего придумать: ведь останься он в Пинто, все тотчас же сочли бы его любовником Сильвии, и вместо того чтобы завоевать ее приязнь, он нанес бы ей оскорбление: в небольшом местечке тайны такого рода сохранить трудно, а женщина сдается своему обожателю лишь тогда, когда уверена, что одно только небо знает о ее прегрешении, но когда ей ведомо, что помыслы обожателя общеизвестны, она и не думает доказывать ему свою признательность, ибо не хочет давать повод к пересудам толпе, которая только и дожидается, чтобы она оступилась, дабы всласть позлословить на ее счет. Чтобы обо всем позабыть, лучше всего было бы возвратиться в Мадрид, но этого не позволяла ни любовь дона Дьего, ни красота Сильвии.