Лясота кивнул. Юлиан Дич, старший дознаватель Третьего отделения, советник инквизиции, старший над всеми ведьмаками, создатель и один из учредителей школы ведьмаков.
— И ваш наставник, господин Травникович. Учитель, пришедший к сбившемуся с пути ученику.
— Значит, это были вы? — произнес он. — Это вы послали волховца за…
— За вами? Не льстите себе. Делать мне нечего, кроме как размениваться на такие мелочи. Конечно, я заинтересовался неучтенным ведьмаком, но заниматься слежкой за собратом по Силе? Да еще так грубо?.. Что вы с ним сделали?
— С кем? С волховцом? Пальцем не тронул. — Лясота усмехнулся. — А что, надо было убить?
— Волховцы объявлены исчезающим видом нечисти, редким, подлежащим охране, — серьезно объяснил гость. — Так что ваше нежелание прервать его существование достойно только похвалы.
— Полагаю, вы явились сюда не за тем, чтобы вручить мне награду за спасение последнего представителя вымирающего вида? — не выдержав, съязвил Лясота.
— Правильно полагаете. — Юлиан Дич улыбнулся. От его улыбки мороз пробирал по коже. — Как я уже говорил, я многое о вас знаю. Я знаю, что вы, путешествуя под именем Петра Михайлика, сбежали с парохода «Царица Елизавета» в компании некоей Владиславы Загорской-Чарович…
— А вот это не ваше дело, — перебил Лясота.
— И опять вы правы. Это дело не мое, — он сделал паузу, — а ваше.
Лясота заставил себя казаться спокойным.
— Ошибаетесь.
— Нет. — Губы его собеседника еще улыбались, но глаза были холодными и злыми. — Ваш побег был обнаружен. За вами следили… не со стороны Третьего отделения. Отчим вашей спутницы, князь Михаил Чарович, сделал заявление, что вы, под именем Петра Михайлика, похитили его падчерицу. Он просил Третье отделение предпринять меры по розыску похитителя девиц.
— Я никого не похищал! Она сама напросилась ко мне.
— Допускаю такую возможность. Как бы то ни было, вам удалось обойти всех ищеек. И вы, и княжна Владислава просто-напросто исчезли из поля зрения. А потом неожиданно объявились в столице. Порознь. Вы под именем Ивана Горского наведались в дом своей бывшей возлюбленной Аполлинарии Матвеевны Лякиной, в девичестве Мамыкиной, где, скорее всего, превысив допустимые меры самообороны, случайно пристрелили ее супруга.
Лясота вздрогнул, узнав о вдовстве Поленьки.
— Он… умер?
— Да.
— Бедная Поленька.
— Не могу, знаете ли, разделить вашу скорбь, — ответил Юлиан Дич. — Вы ведь помните, где вас арестовали в первый раз? После разгрома мятежа?
— У нее. У Поленьки, — припомнил Лясота. — Когда меня уводили, она…
— А известно ли вам, что это именно она, Аполлинария Матвеевна Мамыкина, донесла жандармам, что у нее в доме скрывается мятежник? — Юлиан Дич улыбнулся, глядя на ошарашенное лицо собеседника. — Я мог бы затребовать из архивов ваше дело. Там есть ее письменные показания. Так что она получила то, что заслужила. А вот Владислава Загорская — нет, — резко сменил он тему.