— Проснулась?
Владислава встрепенулась, пытаясь сесть. Руки и ноги ее были свободны, но девушка все равно была еще так слаба, что без посторонней помощи едва стояла. Сейчас она полулежала у костра, укрытая сюртуком своего отчима. Вокруг расположились разбойники.
Последние дни пути выдались тяжелыми. Владиславу вез у себя на седле князь Михаил, и девушка места себе не находила от его прикосновений. Отчим порой обнимал падчерицу, как свою собственность, намекая на то, что она вполне может стать ему если не женой, то любовницей и что одно или другое ее обязательно ждет. Девушка была принуждена терпеть его приставания — от недоедания силы покинули ее. Она была так слаба, что всадники вынужденно ехали медленным шагом, то и дело останавливаясь ненадолго, чтоб дать ей прийти в себя. Отчим злился — из-за этого они потеряли больше суток, — но поделать ничего не мог.
Вчера на привал остановились засветло, поскольку Владиславе сделалось дурно. Тогда же, у костра, ее впервые хорошо накормили, и девушка уснула. Сейчас, пробудившись, она чувствовала себя значительно лучше. Но ей покоя не давал тот сон. Лясота спас ее из леса, вынес из огня… а дальше? Она-то осталась в живых, а что с ним?
— Ты как, Владочка? — спросил Михаил Чарович. — Вид у тебя… гм… вполне здоровый.
Владислава покачала головой; разговаривать с этим человеком не хотелось.
— Молчи. Мне-то что, — отмахнулся князь. — Чем меньше женщина болтает, тем лучше с нею вместе жить. Через полчаса выступаем. Мы и так из-за твоей слабости два дня потеряли. Целых два дня!
— Бросили бы меня, — слабым голосом возразила девушка.
— Ишь ты, заговорила! — воскликнул сидевший по другую сторону костра Тимофей Хочуха. — Оклемалась, стало быть.
— Бросить тебя, Владочка? — холодно улыбнулся князь Михаил. — Нет уж, никогда! Слишком ты мне дорога. Тем более что все скоро закончится.
Княжна Владислава закрыла глаза, стараясь побороть дрожь. Вот оно, значит, как. Значит, там, во сне, она разбилась насмерть… Ой, страшно-то как! От обиды, досады, разочарования, подступающего ужаса близкой смерти у нее на глазах выступили слезы.
— Чего ревешь? Теперь уж поздно!
Владислава не выдержала и разрыдалась в голос. Под ее причитания разбойники свернули лагерь, оседлали коней и, подсадив все еще всхлипывающую девушку в седло к Михаилу Чаровичу, тронулись в путь. Осталось впрямь проехать совсем немного.
Река показалась после полудня. Блестя на осеннем солнце мелкой рябью, словно чешуйками змеи, она извивалась в низине, больше, чем в нижнем своем течении, напоминая настоящую змею, ползущую по своим делам через Божий луг. Тут было редколесье, постепенно переходящее во встающие у близкого горизонта предгорья Каменного Пояса, где уже шумели вековые боры. С вершины холма было видно, что река, превратившаяся у истоков просто в широкий ручей, бежала к возвышавшемуся впереди крутобокому холму — первому из тех, что образовывали предгорья.