Старички закивали похожими на усохшие коровьи лепешки головами, завздыхали, тихонько заскулили. Въедливо слушал Питирим Николаевич нескончаемую речь старика, но не в нем, хотя тот и высказывал горькие для согнанных с насиженных мест литературных плутов истины, он ощущал горячность, а только в себе. Его одного поднимала жаркая волна и страшно бросала против всех. Он преисполнился гнева на стариковский узкий и темный мирок. Ходячий труп присосался к адмиралам и питался их плотью и кровью, и так было у него всю жизнь, а сейчас его отогнали от кормушки. И он, бесполезный человеческий хлам, испытывал беспросветную нужду в адмиральском мясе, хотел понравиться какой-нибудь всесильной партии, красуясь перед ней с окровавленным ртом вампира и блестящими от возбуждения глазами. Только бы платили денежки! Как это было далеко от нужд его, Питирима Николаевича, который написал немало выдающихся книг, а мечтал написать великую! Но выходило так, что подлый старец совершал некогда большие путешествия, а он, Питирим Николаевич, всегда только страдал от непонимания, от того, что не умел вписаться в эпоху и соответствовать ей.
В этот вечер Питирим Николаевич расправлялся со своими врагами, главным из которых был Плинтус. Но и старик тут же попал в их число. Другое дело, что Греховников не мог, жалея седины и уважая старость как таковую, встряхнуть его с той же удалью, с какой встряхивал Льва Исаевича. И его суровый гнев гуманно переменился на бесконечный и непобедимый сарказм. Ядовито посмеиваясь, он с акробатической легкостью перемахнул со стула на столик, за которым сидели старцы, и пустился в пляс, топча их скромные закуски. Старики отшатнулись, откинулись на спинки стульев, а Питирим Николаевич громко закричал:
- Есть партия, старик, есть! Рано вы, товарищи, опустили руки! Только существует она не в кабинетах, пороги которых ты, старичок, привык обивать, а в думающих головах и горячих сердцах. Ты всю жизнь обжирался адмиралами, и тебе некогда было подумать о свободе. Вкусны адмиральские лопатки и ляжки? А теперь у тебя осталась только горсточка обглоданных костей? Бедняга! Но по какому праву ты называешь себя писателем, если ты, нанизывая слова, ни разу не вспомнил такого слова как свобода? Свободная мысль - вот единственная партия, которая поправит наши дела!
Питирим Николаевич хотел выразить какую-то необыкновенно высокую и светлую мысль, но у него это почему-то не получалось. И, захлебываясь словами, он злоупотреблял великим словом "свобода". Однако и то, что он сказал, произвело глубокое впечатление на старичков, они смотрели на него снизу вверх, как лягушки из болота смотрят на луну, словно заведенные кивали головами и даже отбивали такт ботиночками, покрывавшими их высохшие стопы. А на столе стоял запотевший графин с водкой, не опрокидывался от ударов, сделанных разгорячившимся Греховниковым и старичками. Это был русский стиль. Только певец адмиралов как будто не понимал чего-то и сидел, тяжело опустив голову. Всем в зале нравилось выступление Питирима Николаевича, хотя, может быть, смысл его слов доходил далеко не до каждого. Нравилась, наверное, не та отдаленная, абстрактная свобода, за которую он ратовал, громко крича на весь ресторан, а вольность, с какой он вспрыгнул на столик и держал речь. Люди рукоплескали ему, думая, что он пьян и куражится.