И карандашиком мамкиным для тетрадных отметок нарисовал Валерик звезды. Но они получились такими корявыми, что Сережка-ремесленник даже поморщился:
— Ну и халтура! Ты намазюкал?
— Карандашик соскальзывал, — признался Валерик.
— Пошли к нам, — уверенной рукой забирая игрушку, сказал Сережка. — У меня рацуха появилась.
— А рацуха — это что?
— Рационализаторское предложение, салага, — сказал Сережка с превосходством, по слогам проговаривая слово это новое, чтобы не сбиться.
— Вот моя рацуха, — указал на календарь-плакат, прибитый гвоздями с бумажками на внутренней стороне входной двери квартиры.
Вверху плаката летело звено реактивных истребителей, и на их высоких килях красные звезды горели. Самолет на переднем плане был больше других, и больше других были звезды на нем.
— Ничего, что звездочки разных размеров, зато с настоящих самолетов, — сказал Сережка, лезвием бритвы вырезая большую звезду.
— И тебе не жалко? — с замиранием сердца Валерик спросил.
— А чего жалеть, если для дела. Так Антон Филиппыч говорит, наш мастер.
— Еще как для дела!.. А ты видел когда самолет реактивный?
— А кто ж его может увидеть? Реактивный же он — как молния: миг — и нету. Один только звук!
Поверх Валеркиных звезд карандашных Сережка с мылом наклеил настоящие звезды! И самую большую из них — на киль.
— Здорово! — восхитился работой Валерик. — А дядя Женя говорит, что это «мессер» немецкий.
— Ну и что? — звезду старательно приглаживая, сказал Сережка. — Был немецкий, стал советский!
И, довольный работой своей и каламбуром удачным, от души рассмеялся, а с ним и Валерик.
«Сережка — парень мировенский!» — с восторгом глянул он на старшего товарища, испытывая радость оттого, что такой авторитетный парень помогает ему, как равному.
И несколько дней пролетело еще, наполненных солнечной радостью, пока не нагрянул печальный тот день.
Провожая колонну пленных, с летящим самолетиком в руке, забежал Валерик на улицу Садовую, где был детский дом имени Надежды Константиновны Крупской.
Опомнился, когда окружили его детдомовцы стрижеголовые, и лететь самолетику стало некуда. И неба над ним не стало, и воздуха в груди. И руки к самолетику чужие потянулись! И Валеркины пальцы, на самолетике стиснутые, с безжалостной силой разжали.
От своего бессилия и наглости напавших он задохнулся, было, возмущением и какое-то мгновение смотрел оторопело вслед детдомовцам, убегавшим за калитку с большим пионерским значком над воротами.
Кинулся Валерик друга спасать, но у ворот дежурные детдомовцы постарше надавали ему «щелобанов» и больных подзатыльников. А когда он в сквозной глазок калиточный глянул, в него оттуда плюнули.