Он вернулся в кухню, где Червецов похрапывал, разинув рот, взял со стола череп, снова прошел в комнату, спрятал наводившую на невеселые думы находку в шкаф и опять заходил из угла в угол. Свистящий шепот срывался с его губ.
- Но каков подлец этот Червецов! Взбесился! Разложение и моральная деградация... До чего дошел! что предлагает, скажите на милость!
Сироткин радовался, что не прозевал дьявольщину и мракобесие в пьяном скольжении Червецова по наклонной плоскости. Когда тот проснулся, на него было угрожающе уставлено почерневшее отверстие сироткинского рта, готовое изрыгнуть разящее пламя проклятий. Червецов испуганно вздрогнул. Сироткин хотел было сказать, что череп выбросил, избавился от мерзости, к тому же опасной, но Червецов уже перешел от полудетского испуга перед его напряженным судейским обликом к темному и беспредельному ужасу сознания, что находка в развалинах бывшей тюрьмы на самом деле всего лишь один из образов в череде бредовых видений, навеянных чрезмерным употреблением горячительных напитков.
- Господи, что приснилось, Бог мой, какие сны!.. - лепетал он, всплескивая руками, охая и выбираясь из квартиры коллеги как из устроенной самим ловцом человеческих душ западни.
Сироткин не знал, для чего спрятал череп. Предъявить друзьям как доказательство святотатства Червецова? Но они поверят и без такого рода улик, а Червецов, малый простодушный, и сам подтвердит, что предлагал продать бесхозный человеческий остаток. И все же, как бы то ни было, теперь проявилась надобность в безотлагательных действиях, и в тот же день он обзвонил компаньонов и поставил вопрос ребром: либо он, либо Червецов. В сущности, речь идет о принципах. Речь идет о морали. О ее торжестве или о ее полном отсутствии. И голос докладывающего, рапортующего Сироткина дрожал, ибо он стоял за торжество, но как будто не вполне был уверен, что его правильно поймут, казалось, он вот-вот расплачется, усомнившись в друзьях, утратив веру в их способность увлеченно и самозабвенно реагировать на затронутую им тему. Однако его позиция предельно ясна, и своей точки зрения он менять не намерен. Он не принимает возражения, что Червецов-де только забавный малый, комический безвредный человечек и, терпя такого в фирме, они как бы даже отчасти замаливают грех сомнительности общего направления их дела. Сироткин убежден, что Червецов вполне отдавал себе отчет в своих действиях и откровеннейшим образом хотел состряпать грязное дельце, все хорошо продумал и рассчитал, а не руководствовался некими детскими, наивными побуждениями. Ведь он видел глаза этого человека, с циничной усмешкой державшего в руке человеческий череп и похвалявшегося своей ловкостью.