Знание-сила, 2000 № 09 (879) (Журнал «Знание-сила») - страница 74

Так-то оно так. Но постмодернистская мода включает в себя бесконечное комбинирование, бесчисленные вариации. СЛем написал повесть о «телодвижениах». Формой прогресса человека в будущем стало изменение внешнего вида тела. Генная инженерия превратила вопрос компоновки органов в вопрос стиля, даже эстетства. Если взглянуть на видеоряд фильмов вроде «Вавилона-5», «Пятого элемента» или последние клипы Бьёрк, – то придется признать зеркало сатиры верным буквально. По мнению аме- • риканских социологов, в дальнейшем мы будем жить в цивилизации протеев, относящихся к своему поведению и верованиям, не говоря уже об одежде и внешнем виде, совершенно, по- хамелеонски.

Но авангард авангардом, а что станет с повседневной одеждой в мире свихнувшихся ориентиров?

А что стало с длинной юбкой с тех пор, как купальники превратились в узкие полоски и, наконец, исчезли совсем? Почему она не перестала скрывать тайну?

Коли одежда состоит из знаков, тб из условных- Буквальный их смысл давно выветрился из памяти человечества, остался только символический, его-то и пытаются растолковать нам модельеры. Это иероглифы языка, первичное звучание которых неизвестно, а буквальное значение вытеснилось переносным.

Раз так, в индустрии моды в случае утери ведущего стиля им становится само его отсутствие. Впрочем, и тут она ничем не отличается от остальных искусств.

Алексей Давыдов

Мне давно хотелось познакомиться с творчеством Александра Янова, известного аналитика истории России, бывшего российского журналиста, покинувшего Россию не по своей воле, а ныне профессора Нью-Йоркского университета. Я слышал о его необычном, можно сказать шокирующем, взгляде на историю России от коллег-специалистов, однако все, что он ранее писал, давно разошлось и стало библиографической редкостью.

И вот вышли одна за другой его книги3* – «Тень Грозного царя» и «Россия против России». А жизнь сложилась так, что мне пришлось стать издательским редактором готовящейся рукописи его главной книги под названием «У истоков нашей трагедии. 1480-1583», которую «Сибирский хронограф» собирается издать в 2000 году. Да еoе Александр Львович попросил меня написать введение к этой рукописи. В общем, я окунулся в творчество Янова с головой, и должен сказать, что оно произвело на меня сильное впечатление. Не помню, когда мне в последний раз пришлось испытать такое ощущение свободы – и тревоги.

Конечно. Янов сделал открытие. Но открытие особого рода. Оно не просто осветило ранее неизвестные страницы эпохи Ивана III и Ивана IV, оно поставило под сомнение истинность господствующей в российской и западной историографии точки зрения на Россию, ее культуру, специфику развития. После выводов Янова и для специалиста, и для любого интересующегося российской историей встает непростой вопрос, как теперь читать исследования о России и как относиться к науке о России, сложившейся в России и на Западе за последние 400 лет? Если научное исследование заставляет ставить вопросы такого масштаба, значит оно многого стоит. В известном смысле я приравнял бы открытие Янова к результатам раскопок Шлимана.