В ту минуту я не знал, да и по сей день не знаю, донеслись ли выстрелы через звуконепроницаемую дверь или сработал мой сигнал. Я не слышал, как открылась дверь, и почти тут же уши оглохли от беспорядочной пальбы; немного спустя я осторожно выбрался из-под стола и поднялся на ноги. Шварц и его напарник стояли в дверях, у одного из них в руках я разглядел сразу два пистолета, а у второго один. Рэкхем лежал, растянувшись, на полу лицом вниз. Вульф стоял у края стола, с выражением, какого я за ним ещё не знал, — лицо было перекошено от гнева.
— Подонок, — глядя на Рэкхема, горько произнес я.
— Руки вверх! — велел Шварц, наступая.
Ни Вульф, ни я и не подумали повиноваться. Вульф заговорил:
— С какой стати? — В голосе его слышалось презрение. — Это его пропустили с оружием, а не нас.
— Смотри за ними в оба, Гарри, — бросил Шварц и, обогнув стол, приблизился ко мне. Не обращая на меня внимания, он склонился над бездыханным телом Зека, провозился с полминуты, выпрямился и провозгласил:
— Он мёртв.
Гарри истерично выкрикнул:
— Господи, неужели и вправду мёртв?
— Да, — окончательно подтвердил Шварц.
Гарри развернулся, толкнул дверь и был таков.
Шварц секунды три, не больше, провожал его взглядом, потом вдруг подпрыгнул, словно его ущипнули, быстро зашагал к двери и вышел вон.
Я подошёл к Рэкхему, убедился, что он ещё более мёртв, чем Зек, и повернулся к Вульфу:
— Что ж, похоже, на сегодня с нас хватит. Пойдемте.
— Нет, — мрачно сказал Вульф. — Безопаснее подождать, пока они все разбегутся. Позвони в полицию.
— Прямо отсюда?
— Да.
Я подошёл к столу Зека и придвинул к себе один из телефонных аппаратов.
— Подожди! Сначала набери номер Марко. Я хочу поговорить с Фрицем.
— Сейчас?!
— Именно сейчас. Должен же я получить удовлетворение, равноценное кошмарным лишениям, которые я претерпел. Я должен с телефона Зека сказать Фрицу, чтобы он немедленно отправлялся домой и приготовил ужин.
Я вызвал телефонистку.
Три дня спустя, в пятницу, я сказал Вульфу:
— Ну теперь-то, наконец, дело кончено?
— Нет, чтоб меня разорвало, — сварливо буркнул он. — Надо ещё отработать аванс.
Было шесть часов, и он только что спустился из оранжереи, осыпая свежими проклятиями Хьюитта, который, дескать, не умеет обращаться с цветами. На мой взгляд, Хьюитт проклятий не заслужил. Учитывая два тягостных путешествия, которые выпали на долю наших нежных орхидей, — на Лонг-Айленд, а потом обратно — пребывали они в отменной форме. Особенно самые капризные — мильтонии и фаленопсисы. Вульф просто пытался внушить, по крайней мере себе, что орхидеи скучали без него.