— Был ли этот человек простофилей?
— Кто, полицейский?
— Нет. Мистер Корриган.
Я пожал плечами.
— В Калифорнии он вёл себя довольно глупо, но я не назвал бы его простофилей. А что?
— Абсурд полный. Если бы ты там задержался подольше, может, сумел бы узнать кое-что, способное прояснить ситуацию.
— Если бы я там задержался, меня на добрый час загнали бы в угол, пока кто-то не надумал бы разузнать кое-какие подробности.
— Пожалуй, да, — неохотно согласился он. Он посмотрел на часы и, упершись большими пальцами рук в край стола, оттолкнул кресло. — Проклятие! От таких мыслей и не уснешь!
— Да. Особенно зная, что в полночь или чуть позже раздастся звонок, а то и лично кто-нибудь явится.
Я ошибся. И проспал беспробудным сном целых девять часов.
В субботу утром мне так и не удалось дочитать до конца газетные сообщения о самоубийстве известного адвоката Джеймса А. Корригана. Пока я завтракал, нам позвонили четыре раза. Первым Лон Коэн из «Газетт», который хотел расспросить Вульфа о звонке от Корригана, потом ещё два журналиста с тем же намерением. От них я отбился. Четвертый звонок был от миссис Эйбрамс. Она прочла утреннюю газету и желала знать, не мистер ли Корриган, который застрелился, был убийцей её Рейчел, хотя прямо она так не спросила. От неё я тоже отделался.
Из-за того, что мне пришлось завтракать дольше, чем обычно, я нарушил планы Фрица, поэтому когда принесли утреннюю почту, мне пришлось вторую чашку кофе взять с собой в кабинет. Я просмотрел конверты, бросил все, кроме одного, себе на стол, поглядел на часы и увидел, что уже 8.55. Ровно в девять Вульф, что бы ни случилось, шёл в оранжерею. Я вскочил, взбежал на один пролет лестницы, постучался, не дожидаясь приглашения, вошёл к нему и объявил:
— Вот оно. Письмо в конверте юридической конторы. Штамп почтового отделения на Гранд-Сентрал Стейшн, датированный вчера в полночь. Письмо толстое.
— Вскрой конверт. — Он стоял одетый, готовый уйти.
Я вскрыл конверт и вынул его содержимое.
— Напечатано через один интервал, датировано вчерашним днём, наверху озаглавлено: «Ниро Вульфу». Девять страниц. Без подписи.
— Читай.
— Вслух?
— Нет. Уже девять часов. Можешь мне позвонить или прийти в оранжерею, если понадобится.
— Ещё чего! Да это просто наглость.
— Ни в коем случае. Нарушение расписания не из крайней необходимости превращается в привычку, зависящую только от прихоти. — И он вышел из комнаты.
Я принялся читать.
«Я решил написать это письмо без подписи в конце. По-моему, я хочу написать его, в основном, чтобы облегчить себе душу, но и не только из-за этого. После прошлогодних событий я утратил уверенность во всем. Быть может, где-то в глубине души у меня ещё сохранилось уважение к правде и справедливости, обретённые мною в юности благодаря как религиозному, так и светскому образованию, чем, возможно, тоже объясняется моё желание написать это письмо. Словом, каков бы ни был истинный мотив…»