— Если мне будет суждено сгинуть в небытие в застенках вашего замка, то мои компаньоны и друзья знают, куда передать запись моих откровений с откровениями упокоенного Котовского. Вам господин Меер, надо меня теперь беречь, как самое драгоценное сокровище. На руках Котовского кровь трех человек и я знаю об этом! Во избежание не нужных разговоров в прессе, да и в криминальных кругах Москвы, прошу вас господа, держаться от меня подалее. — Спокойно казала Сонька и подойдя к столу, затушила в хрустальной пепельнице окурок. От такой наглости у Мейера, даже отвисла челюсть.
— Зиновий Михайлович, а мне сдается, девка блефует! — Сказал начальник охраны Казимир Плышевский, — стараясь, еще больше расшатать и без того дырявую лодку подорванных отношений.
— Что касается вас, пан Плышевский, то вы, отдельная песня в этой оперетте. — Сказала Сонька. — Думаете я не знаю кто вы такой и куда исчезают деньги господина Меера? — сказала Сонька внося раздор и сомнения в партнерские отношения.
— Ладно, помолчи пока, — сказал босс. — Допустим, ты Стефа, играешь с нами в честную игру? Как ты можешь подтвердить это!?
— Я ей нэ вирю господин Меер, — ответил пан Плышевский. — У нее две ходки на зону. Ей гроши вообще доверять неможно! Це же голимый криминал!
— А если за ней стоят серьезные силы, — спросил Меер, — ведь её кто-то по этой жизни ведет. Да и выручку за месяц она сдала с прибавкой в пятьдесят шесть процентов в отличии от Кота.
— А мне начальник, врать нет резона. Надоела мне воровская жизнь. Хочу дом иметь. Семью иметь и детей. Хочу честно жить, чтобы не прятать глаза от людей, — сказала Сонька, вернувшись назад в кресло.
— Допустим, пан Плышевский, что сегодня, мы упакуем её в бетонную плиту? А завтра — шо будет? Завтра, собранный ей компромат всплывет на Петровке 38, и вси москали будут знать об этом. Ты, что ли будешь потом ответ держать перед ментами? Ты же Михалыч, как последняя крыса, побежишь с моего корабля за кордон земли русской! Или будешь первый давать на меня показания в застенках НКВД! А я, почему-то верю госпоже Винтовской! Раз она решила играть с нами честно, то пусть работает дальше. Баба она с гонором, да и харизма у нее нечета твоей! — Сказал банкир.
— А я думаю господин Меер, что лучше её всё-таки похоронить! Ты телка, врубаешься, что ты вляпалась по самые херсонские помидоры? — перешел на грубость начальник охраны.
Сонька улыбнулась и закинув ногу на ногу, показала Котовскому средний палец, выставив его прямо перед его носом.
— Ты бандерлог, свою пасть на портянки зря не рви это тебе не майдан! Перед тобой не голожопая хохлушка с тверской. Перед тобой сочная русская баба возраста расцвета ума и тела. Если надо я и коней целый табун остановить могу, и не один десяток горящих изб затушить! Так что если ты меня хоть пальцем тронешь — завтра этот жидомассонский притон, будет штурмом брать московский спецназ. И не потому, что я так хочу, а потому, что весь телефонный трёп босса с Котом записан на маленькую такую флэшечку. А за три мокрухи к которым Кот, имеет отношения, и тебе, и твоему боссу придет маленький кирдык. Ты меня зрозумил?