Иоанн Цимисхий нервно задрыгал ногой… Глаза его расширились, губы дрогнули.
— Лжёшь, патрикий. Это тебе не может быть известно…
— Мне это стало известно скорее, чем тебе…
— Значит есть твои соглядатаи здесь, в моих покоях… Ложь! Ложь! — закричал Иоанн. — Ты хочешь запугать меня. Но это тебе не удастся…
— Нет удастся… Вот я напомнил о посылке тобою Склира в Азию, и ты теряешься. Сказал о моих соглядатаях в Священных палатах — и ты испугался. Но если я откроюсь тебе, что сын ослеплённого тобою куропалата, Варда Фока, уже провозгласил себя василевсом на Востоке — и ты придёшь в ужас…
И в самом деле Цимисхий согнулся в кресле, точно от боли и даже спрятал от Калокира лицо…
Из-за дверей тихо на цыпочках вышел паракимонен Василий, с окаменелым испугом остановился подле Цимисхия.
— Василевс не здоров, — сказал он Калокиру. — Дайте ему выздороветь и тогда…
— Тогда будет поздно, — прервал его Калокир. — Тогда вы соберёте войско и разговаривать будете иначе…
Цимисхий поднял руку, и паракимонен удалился…
— Значит это твой происк, патрикий… Подбить Варду Фоку на восстание… Ударить меня в спину… Какая низость… Какая низость.
— Это не низость. Обмануть врага — это называется дипломатией…
Василевс выпрямился:
— Но вы не все знаете… У меня мощный гарнизон под стенами столицы…
— Полно, государь… Начальство над ним отдано ленивому и пьяному магистру, которому я через подставных лиц доставляю вино и девок и знаю в лицо каждого солдата и ни один из них пальцем не шевельнёт, если мы подойдём впритык к самым стенам Константинополя.
— Какой ты, однако, мерзавец. Но ведь есть же хорошие люди на свете…
— Самые лучшие люди так далеки от нас, как мы далеки от просто хороших… Все эти слова: благородство, идеал, совесть, просто фиговый лист… А фиговый лист у нагой статуи самое неприличные место, а не то, что скрыто под ним… Время истекает, владыка, если я не вернусь вечером к Святославу, он будет у самых ворот Константинополя…
— Как быть? Как быть, — шептал Иоанн.
— Дело сделано и нечего об этом рассуждать, как говорят азиаты, когда отрубают голову не тому, кому надо…
— У тебя, патрикий, есть соображения относительно договора?
— Мои соображения только упорядочение мыслей, высказанных мне устно князем. Русские не любят многословной писанины.
Калокир высказал пожелания Святослава, и Иоанн Цимисхий принял их. Выработали временное соглашение, которое Калокир доставил Святославу.
Святослав посоветовался с дружиной. Та приняла предложение Цимисхия о мире и не прочь была прекратить войну. Дело в том, что силы русских истощались. Их становилось всё меньше и меньше. Святослав понимал, что с поредевшим русским войском, если даже и прибудет в столицу Византии, не удержит её. Союзники: венгры и печенеги были ненадёжны. Рассыпавшись по окрестностям Фракии и Македонии, никем несдерживаемые, они всего меньше думали о пользе и славе русской, проводя время в пьянстве и грабежах местного населения. Они то и дело нарушали планы Святославу, старающегося внести в этот хаос хоть какой-нибудь порядок и успокоение. Отдельные отряды славян — болгар и русских не раз вступали в стычки с мародёрами.