— Аминь! — произнесли священники громко.
Они склонили головы в сторону Калокира и застыли в оцепенении. Женщины изо всех сил старались сделать изумлённые глаза и восторженные улыбки. Византийская свита Калокира торжествовала. Величие момента обуславливалась и её наличием. Они считали себя сподвижниками будущего василевса.
— Мужи доблестные и отменные! — продолжал Калокир, поднимаясь на вершины красноречия и переживая победный восторг от сознания своего величия. — Мир и радость обещаю я ромейской державе. Пустая слава солдата не тешит меня. Бесконечные войны страшно истомили наших подданных. Держава ищет властителя с кротким сердцем и политическим благоразумием. Мир воцарится на земле, я в это верю. Верю! Следуйте за мной. И вы будете патрикиями, вы будете синклитиками, вы будете самыми знатными людьми империи!..
Он распахнул окно, и перед пирующими открылись дали в ясном пространстве, увитых виноградниками холмов и зеленеющие луга за городом.
— Плодовито чрево нашей земли, союз мой со Святославом крепок, держава моя сильна, готовьтесь, дорогие мои, пожинать плоды своей мне верности.
Он вдруг осёкся, и мгновенная бледность покрыла его лицо. То, что он увидел, не могло быть иллюзией, порождённой вином. Он ясно различил выходящее из-за холмов ромейское войско и отряд всадников-«бессмертных» с Цимисхием во главе. Он не мог разглядеть лица его, но он угадал его способ держаться около войска и манеру сидеть на коне. Притом же царские знаки посылали издали чрезвычайный блеск и сияние. Непобедимый страх вошёл в каждую его жилу. Колени тряслись, и он не мог унять их и уже не стыдился хвататься за них руками.
Пирующие все заметили эту перемену в Калокире и побросались к окнам и тоже увидели на холме приближающихся к городу всадников. Но никто не был испуган, кроме свиты Калокира. Священники ухватились за кубки, пряча лицо и боясь выдать свою радость. Опьяневшие женщины — болгарские боярыни и боярышни сдвинулись в кучу и стали возбуждённо шептаться. Свита Калокира бестолково сгрудилась у окна, забыв приличия, растерянно тесня друг друга и ожидая от своего властителя решающего слова. Но Калокир, растолкав их и сбрасывая на ходу пурпуровое одеяние, побежал в свои покои. Он одевался в одежду патрикия и всё повторял, стоящему рядом, «наместнику»:
— Коня!.. Самого лучшего коня. И всю мою стражу… Я уезжаю к Святославу в Доростол. А ты, Анастас, остаёшься здесь. Тебе надо самому видеть и записать начало гибели заносчивого Цимисхия, поправшего все законы божеские и человеческие… Клятвопреступник! Гибель его начинается… Святослав отбросит его к берегам Азии и тогда уж я не пущу его, пакостника, в столицу.