— Что делать? Надо же кормиться. Учитель и поэт у нас самые жалкие фигуры… Ну и играют словами… Да, Иоанн, лучше всего сохранить для потомства самих древних поэтов. Пусть читатели озарятся светом мудрости, исходящим от самих гениев Гомера и Демосфена, Аристотеля, Платона: пусть упиваются историей Плутарха, речами Гиперида, комедиями Менандра и Аристофана, трагедиями Эсхила и Софокла, одами Алкея и Сафо. Пересказчики оглупляют древних, тем самым обманывают и читателей, желая им угодить и приспособить великую мудрость эллинов для людей обиходного взгляда и низменного интереса. Тем самым читатели разучаются понимать границы гения и посредственности, приучаются к высокомерному суждению о предметах, о которых слышали из посторонних уст.
— Ты всё-таки, Диакон, уточни: куда мы, по-твоему, идём? Топчемся на месте?
— Нет. Мы движемся, ибо пребывание на одном месте невозможно не только для государства, но и для отдельного человека. Мы движемся назад или вперёд, но с разным успехом. Мы то приближаемся к уразумению древних образцов, то отходим от них. И это шатание само по себе признак неблагоприятный. Мы то плюём на языческую мудрость, то безмерно ею восторгаемся. Но взамен её даём нашим читателям очень мало своего, вот в чём беда. Впрочем возрождение знаний началось, а вместе с ним и оживление самобытного творчества. Но раздоры и невежество Исаврийской династии пресекли рост образованности. Мрачные иконоборцы стали выдавать за врагов всех, кто интересуется древностью, искусством, живописью, собиранием рукописей с изображением миниатюр. Боязнь впасть в ересь заставляла людей уничтожать свои домашние библиотеки. Лучшая библиотека столицы была сожжена, риторы и философы-учителя были разогнаны и отправлены в подземелье, династия ознаменовала себя грубым невежеством и презрением к литературе.
Спустя столетия вновь начинают появляться первые признаки возрождения знания, ибо оно в людях неистребимо. Может быть, больше из побуждений честолюбия, сановники окружают себя философами. Некоторые из вельмож, тратящихся на причуды и разврат, отделяли частицу для награждения учёных. Открывается Университет, появляются истинные подвижники науки. Незабвенный патриарх Фотий, которому никакие искусства и никакая наука не были чужды, будет восхищать нас редкостной учёностью, глубиной мысли, неутомимым прилежанием и красноречивым слогом. Он сделал разбор произведениям двухсот восьмидесяти писателей-историков, ораторов, философов, богословов. Его «Библиотека» есть произведение выдающееся, вот оно.