— Маша Никифорова.
Я стала рассказывать про восстание и в первый раз не запиналась, даже все даты сказала. И только я дошла до середины, до самого интересного, как крестьяне стали выбирать себе вождя, Наталья Сергеевна меня и прервала:
— Достаточно. Продолжит Наташа Фомина.
И мне стало грустно, потому что я не всё рассказала, а только начало, и мне ещё хотелось рассказывать. Я даже пятёрке не обрадовалась. И настроение испортилось у меня. Но я всё равно и сегодня и всегда теперь буду повторять уроки дома по нескольку раз.
* * *
Мама послала меня в булочную, и там я встретила Звягина.
— Ура! — обрадовался он. — Я не записал номер задачки, ты мне скажешь.
Я купила батон, половину круглого хлеба, а Звягин купил целую буханку, и мы пошли к дому.
— А записку тогда я сам вынул из почтового ящика, — сказал он, — а потом я её съел.
— Съел? — удивилась я.
— Ага, чтоб родители не прочитали. Разорвёшь, так они ещё сложить могут. А я её сжевал и выплюнул в форточку.
Пока мы говорили, впереди нас на улице хныкал малыш. Он крутился во все стороны, а потом остановился на месте и начал хныкать. И вдруг мама стала его бить.
— Будешь ещё реветь! — закричала она и стукнула его по спине.
И он заплакал ещё громче.
— А ну ещё! — крикнула она снова и снова стукнула его.
И мне вдруг как-то так больно сделалось. Я вообще не могу слышать, как дети плачут, сразу сама плачу. И тут вдруг я тоже заплакала, подскочила к ним и оторвала малыша от матери. Малыш закричал ещё громче, и я тоже плакала, всё хотела сказать: «Тётенька, не бейте, пожалуйста», — но только плакала и не могла произнести ни слова.
И мать малыша, наверно, удивилась или испугалась, потому что стояла около нас, опустив руки, и молчала. Это я только сейчас про неё подумала, а тогда я на неё не глядела, а держала малыша.
А где был Звягин, я и вообще не знала.
И вдруг мать малыша закрыла лицо рукой, потом вырвала малыша у меня, схватила на руки и побежала с ним по улице в обратную сторону. А я подошла к водосточной трубе и всё плакала. Хотела перестать и не могла. Потом я стала успокаиваться. Потом я почувствовала, что пачкаю батон о трубу, и успокоилась совсем.
Около другой трубы стоял Звягин и разглядывал что-то под ногами.
Я подошла к нему, мы пошли вместе, и мне так неудобно было.
Он шёл рядом и молчал. И я тоже молчала.
Когда мы поднимались уже по лестнице, он спросил:
— Ты чего? Из-за него, что ли. Подумаешь!..
А я вдруг снова чуть не заплакала и сказала ему:
— Отстань.
— За меня бы так заступались…
Дома я сразу, не поворачиваясь к маме лицом, чтобы она не заметила, прошла в комнату, достала портфель и сказала Звягину номер задачи. Звягин больше ни о чём со мной не говорил, сразу ушёл.