Но когда Дункан потянул ее юбки, у нее в сознании возник образ кричащего на нее Шона, у нее сжалось горло, и в душе поднялась паника.
Мойра выдержала жизнь с Шоном и, более того, не позволила ему сломить ее волю и чувство собственного достоинства, она гордилась, что смогла быть достаточно сильной, чтобы оставаться матерью, в которой нуждался ее сын.
Но Шон лишил ее способности радоваться ласкам более достойного мужчины, получать удовольствие. Это была та часть ее, которую ей не удалось сохранить. Чтобы снова испытать те прекрасные, сильные чувства, ей пришлось бы сделать себя открытой для мужчины, а для этого ей пришлось бы поверить ему.
А Мойра не собиралась никогда больше верить мужчине – и тем более Дункану Макдоналду.
Когда утром Дункан и Мойра шли к дому целительницы, напряженность между ними соответствовала плотности окружающего их тумана.
– Как он? – спросил Дункан у целительницы, как только она открыла дверь. Он надеялся, что Нейл скоро поправится, и они как можно быстрее покинут эти места.
– Можешь сам спросить у него. – Она жестом указала в ту сторону, где Нейл лежал в постели, опираясь на подушки.
Дункан был рад убедиться, что Нейл довольно бодр и к нему на лицо снова возвращаются краски. В комнате находилась еще и та старая женщина, которая узнала свирель его прадеда, и Дункан кивком поздоровался с ней.
– Кейтлин такая же хорошая целительница, как старая Тирлаг, только прикосновения у нее намного нежнее, – сообщил Нейл, глядя на молодую женщину телячьими глазами.
Значит, Нейл получал несказанное удовольствие от своей раны.
– Как скоро он будет готов для путешествия? – поинтересовался Дункан.
– Не раньше чем через несколько дней, – ответила Кейтлин.
– К тому времени я починю лодку. – Он направился к выходу. – Я буду на берегу.
– Если вы не возражаете, – Кейтлин указала на свой маленький стол, – я накормлю завтраком тебя и твою жену.
Его жена, как же. Об этом можно только мечтать.
– Спасибо за твою доброту. – Мойра села за стол к старушке.
Дункан был голоден, как обычно, поэтому присоединился к ним и быстро расправился с миской дымящейся овсянки, которую поставила перед ним Кейтлин. Взглянув вверх в надежде получить еще, он встретился взглядом со старой женщиной, которая смотрела на него глазами навыкате, очевидно, забыв о полной ложке овсянки, которую держала в дрожащей руке на полпути ко рту.
– Знаешь, а ведь ты родился здесь, – сказала она.
Он этого не знал. Насколько ему было известно, мать никогда ни единой душе не рассказывала о том, где провела год, когда отсутствовала дома. И, конечно, не говорила ему.