Aa, guten Tag!
Kuuten taak, kuuten taak! Прошу для господина Иоахима два фунта, ну, да все того же сушеного изюму. Погрызть в дорогу. Мы торопимся.
Брат Якоба подходит к полке, чтобы достать изюм.
Куда же господин Иоахим спешат?
Да в Таллин, куда еще. Приказано явиться. На чествование этого, ну, Михельсона, этого господина генерала.
Брат Якоба стоит наверху, на трехступенчатой лестнице, в руке у него бочонок с изюмом. Он оборачивается к Лууду. Но он не успевает достаточно быстро обернуться. И Лууду говорит:
Я смерть как хотел бы поглядеть на этого генерала близко. А что, это правда, что он — наш бывший…
Тссс!
Брат Якоба чуть не валится вместе со своей лестницей. Но все-таки удерживает равновесие. А Лууду смотрит через плечо испуганными прищуренными глазами. Потому что он понимает, что-то не так. А я не могу дальше сдерживаться. Ха-ха-ха, — ха-хаа! Это завоеватель Ларга, победитель Пулаского, покоритель Пугачева не может сдержаться! Конечно, я справился бы с собой. Если бы было нужно. И как еще! Непроницаемо. Несокрушимо. Молча. Я же в своем уме. Но сегодня у меня другая цель. Не отрекаться от самого себя. Нет! Я ставлю серебряную стопку с геневером на стол. Я с шумом хлопаю по столу рукой с толстыми растопыренными пальцами (два огромных перстня: один брильянтовый — подарен великим князем, второй, с рубинами, — Григорием Потемкиным). Я кричу:
Здравствуй, Лууду!
Лууду отскакивает на три шага назад и оборачивается на мой голос. Он смотрит мне прямо в глаза. Его кривые ноги становятся в коленях еще более раскоряченными. Он втягивает голову в кривые плечи. Он впивается мне в лицо глазами, будто двумя тоненькими гвоздиками.
…Иисусе Христе…
В первое мгновение он готов рассмеяться. Но тут же снова становится серьезным. И больше оттуда ничего не доносится. Я наполняю серебряную стопку геневером.
На-ка, пропусти! Погода суровая. И расскажи, как живет народ в Вяйнъярве. Тридцать лет не видал.
Он молчит. Я пододвигаю ему стопку на другой конец стола. Теперь он подходит к столу. Протягивает руку к стопке. Но он не сводит глаз с моего лица. Его рука ощупью находит стопку. Он берет ее со стола. И тогда быстро и невнятно, но слишком громко он произносит:
Здрасьте! За здоровье господина генерала.
Я снова наполняю стопку:
Опрокинь вторую!
Он берет стопку. Я спрашиваю:
Ну как, твоя Майе еще жива?
Жива…
Передай привет, когда домой вернешься. Молодой — славная была. Тридцать лет назад.
Он выпивает вторую стопку.
Господин Иоахим ждут… мне надо…
Уноси ноги!
Он пытается сделать нечто среднее между резким поклоном и отдаванием чести и, пятясь, выходит из лавки. А мне вдруг становится легко и весело. Так легко и весело, как будто все уже свершилось. Едва успели сани господина Розена проскрежетать мимо окна, как подъехал Якоб с моими. Я кладу золотой полуимпериал