И дело было не только в ее волнении о Пруденс. Малкольм почти ничего не сказал после пожара — ни когда довез ее до дома, ни потом, когда проводил в замок, ни после того, как они вместе ужинали подогретой едой на углу обеденного стола. Его ответы были отрывистыми, без уже привычного наигранного акцента. И рука, которой он обнял ее в конце ужина, не скользнула, как прежде, чуть ниже с ее талии.
— Я думаю, ты сама доберешься до комнаты, — сказал он.
— Я знаю, где она, но я там еще не спала, — ответила Эмили. Ее комната совмещалась с покоями Малкольма, но Эмили пользовалась ею, только чтобы переодеться — все ночи со дня их свадьбы они проводили на сбившихся простынях.
Он кивнул, совершенно не реагируя на подводные течения разговора.
— Мне нужно сегодня просмотреть бумаги, и я не хочу беспокоить тебя, когда закончу.
Она обернулась через плечо на слугу, который ждал, когда можно будет убрать со стола.
— Я была бы благодарна, если бы ты проводил меня до покоев, прежде чем отправишься к себе в кабинет.
Он проследил за ее взглядом и тоже обернулся. А затем предложил ей руку, но как только они достигли начала лестницы, отступил.
— Я не нужен тебе, Эмили. Отправляйся спать.
Она нахмурилась.
— Что случилось? Ты никогда раньше не вел себя подобным образом.
— Никогда? — Он хохотнул. — Мы знакомы с тобой меньше месяца. Возможно, это и есть истинный я.
Голос его был мрачен. И линии рта напряглись, словно она уже получила все возможные поцелуи, и больше такого не будет. И глаза его не были чарующим серебром из библиотеки — они стали серыми, как сумрачный дождь на камнях. Эмили стояла так близко, что чувствовала запахи сажи и торфа, и влажной шерсти, запахи древние и примитивные.
Она вздрогнула.
— Сегодня был трудный день, и я сожалею об этом. Но, возможно, тебе просто нужны ванна и отдых.
Малкольм уставился на нее.
— Ты думаешь, ванна решит все проблемы?
— Она может помочь. Ведь вреда от нее точно не будет, не так ли? Можешь присоединиться ко мне, если хочешь.
В начале недели он показал ей удовольствие совместного купания. И она могла поклясться, что ему тоже это нравилось, а сейчас им обоим не помешало бы отвлечься. Но Малкольм никак не отреагировал на ее приглашение.
— Мне нужно работать. Если ты не сможешь заснуть, я уверен, что у тебя есть незаконченная корреспонденция.
Эти слова ударили ее, как пощечина. Отчасти они были вопросом, отчасти намеком.
— Мои письма могут подождать до утра.
— Как щедро с твоей стороны отказаться ради меня от писем, — сказал он.
— Так вот что тебя беспокоит? То, что я пишу?