— Ей сказали, что ты отказываешься ее принять.
— Что? — воскликнула Эмили. — Кто сказал ей такое?
— Твой дворецкий. По приказу МакКейба, наверное.
— А тебе он велел приходить каждый день?
— Он просил меня прийти лишь однажды. Но, увидев твое состояние, я взял на себя смелость вернуться. Хотя не принимай меня за союзника, Эмили, — сказал он, внезапно явив проблеск герцогской жесткости сквозь привычный беспутный фасад. — Если бы ты видела, что Кэссель устроил тогда в клубе, ты бы тоже не торопилась себя простить.
Она поерзала в кресле, залившись румянцем смущения. Но его голос потеплел до обычного мягкого тона.
— Однако, как я уже сказал, я не хотел бы, чтобы ты причинила себе вред, пока МакКейб собирается с мыслями.
Эмили омертвела в душе, решив, что скандал отразился на ее подругах настолько, что они не могут даже ее проведать. Но узнав, что ее оставили в одиночестве лишь по приказу Малкольма, в компании его лучшего друга и соглядатая, Эмили просто вскипела.
— Я вначале убью его, а потом уж подумаю наложить на себя руки, — заявила она.
Фергюсон отсалютовал ей флягой.
— Не говори Мад, что я тебе проболтался, но сегодня я рад, что к тебе вернулся характер.
Эмили вскочила на ноги.
— А мой проклятый супруг не запретил мне покидать дом?
— А что? Ты собралась убить его на глазах у почтенной публики?
— Нет. Но если уж мне приходится прозябать, я собираюсь делать это в чуть более комфортном месте, чем этот пустой особняк.
— Он просил меня не позволять тебе возвратиться к матери, — вновь посерьезнел Фергюсон. Герцог явно хотел бы вернуть ей присутствие духа, но при этом придерживался буквы просьб Малкольма.
Однако чертовщинка в его глазах подсказала Эмили, что он может обойтись лишь буквальным исполнением этих требований.
— Что ж, тогда я поеду не к матушке, — сказала она. — Если подумать, у меня есть идея получше.
Она оставила Фергюсона дожидаться ее в гостиной и быстро упаковала в саквояж несколько платьев и деньги на шпильки. Если Малкольм не желал возвращаться домой, она выманит его из укрытия.
И либо они разберутся в случившемся и сумеют простить друг друга, либо она заставит его отпустить ее.
Она любила его. Даже сейчас, даже после всего, что он сказал ей. Но если после ее признаний к нему не вернется способность думать, она уйдет от него, не оборачиваясь. Эмили больше не верила, что может быть счастлива только в книгах. Мысль о том, чтобы стареть в окружении своих книг, потеряла свою привлекательность на фоне воспоминаний о ласках Малкольма.
Но она предпочтет отсутствие счастья жалкому существованию с мужем. Если ей придется до конца своих дней видеть в его глазах холодное отвращение, она просто не выдержит.