Герцог то и дело пытался завязать разговор, но сегодня изменил этой привычке. Он просто сел, вытащил из кармана флягу, зная, что она не предложит ему выпить, и начал читать книгу, которую принес с собой. Когда Эмили поняла, что это «Непокоренная наследница», книга, которая уничтожила все, она поняла, что Фергюсон ее дразнит.
Он фыркнул над чем-то прочитанным. И его глаза заблестели от смеха, когда он взглянул на нее. Затем посмотрел в книгу и снова хихикнул.
Эмили поняла, что впервые с того дня, как ушел Малкольм, ее любопытство вернулось.
— Что? — спросила она.
Он поднял палец.
— Ты много дней ждала возможности заговорить. Дай мне хотя бы дочитать главу.
Она вздохнула, но удивилась, вдруг осознав, что не злится, а развлекается.
— Тебе не нужно меня охранять.
Он демонстративно пометил страницу, прежде чем отложить книгу.
— А книга ведь хороша, знаешь ли.
Эмили это польстило — довольно сильно. Впервые кто-то, кроме Муз, признал ее как писателя, и это все еще было важно, вопреки сложившимся обстоятельствам. Но она не позволила себе отвлечься на комплимент.
— Правда же, ваша светлость. Вы не обязаны здесь находиться. Я не предательница, за которой стоит следить.
— Я знаю, что ты не сбежишь. Но ты выглядишь настолько мрачной, что вполне можешь броситься с ближайшего утеса, если найдешь в себе силы к нему добраться.
Он явно симпатизировал ей, несмотря на их прошлое. Неужели она действительно так отчаянно плохо выглядела? И в худшие дни после смерти отца она находила в себе силы писать и общаться с Мадлен, даже пыталась утешить свою матушку. Что же с ней произошло?
— Я никогда не считала самоубийство выходом.
Он пожал плечами.
— Мой брат, без сомнений, тоже так не считал. Меня не было рядом, и я не смог остановить его, но не позволю МакКейбу испытывать ту же вину. Хотя он того и заслуживает.
Она явно недооценивала Фергюсона. Он оказался намного лучше, чем ей представлялось.
Затем он улыбнулся.
— Однако мне нравится наблюдать, как МакКейб свалился от этого брака. И я искренне желаю вам счастья.
Крошечный огонек признательности погас.
— На что у нас не осталось шансов, не так ли? — огрызнулась она.
— Ну, ты не Мад, а он определенно не я, — развлекался Фергюсон.
Она закатила глаза.
— Как проницательно.
Он кивнул. И поднялся, забирая ее книгу.
— Я должен идти. Завтра вернусь в это же время. Возможно, мне удастся тебя рассмешить.
— Почему не приходит Мадлен? — внезапно спросила она. — Слухи настолько ужасны, что она не решилась прийти?
В своем заточении она не могла узнать реакцию общества на ее секрет. Дворецкий не приносил ни газет, ни писем, пригласительных карт тоже не оставляли у двери. Только Фергюсон мог пробиться к ней — и сейчас его взгляд был подозрительным.