— Ты же не разрешил мне стрелять в Кэсселя. А я не хотел, чтобы утро прошло впустую.
Кэссель разрядил пистолет в землю, не рискнув целиться в Малкольма. Дуэли хватило, чтобы спасти его гордость — он не рискнул случайным выстрелом, который мог убить графа. Малкольм должен был поступить так же, но поддался секундному импульсу. Фергюсон завизжал, как девчонка, и это того стоило — хотя придется, конечно же, отплатить другу оказанной однажды услугой.
— Я, наверное, должен быть благодарен, — пробормотал Фергюсон. — Я больше не буду считаться самым безумным лордом скоттов во всем Лондоне.
Слухи наверняка пойдут. Когда с Фергюсона слетела шляпа, Кэссель сумел вытаращить глаза, несмотря на синяки вокруг сломанного носа.
Выстрелы разбудили доктора — и тот мгновенно потерял сознание, решив, что потерял герцога Ротвела навсегда. Доктор едва не упал с козел, но кучер лорда Била успел подхватить его и удержать.
— Что ж, Кэсселю теперь будет о чем поговорить в «Уайтсе», не вспоминая о безрассудстве моей жены.
— Что ты там говорил до дуэли? Утверждал, что мы слишком стары для этого?
Малкольм пожал плечами.
— Мы с тобой пэры, давно переставшие быть школярами. Нам стоило бы работать, а не размениваться на дуэли.
Фергюсон фыркнул.
— Я и забыл, что ты никогда не жил в Лондоне. Оглянись, когда снова зайдешь в «Уайтс». Те, кто не пристрастился к игре, либо пьют, либо распутничают, либо так одержимы Красавчиком Браммелом[2], что беспокоятся только о способах повязать галстук.
— То, что другие пренебрегают своими обязанностями, не дает мне права поступать так же.
— Правда. — Фергюсон ковырнул пальцем дыру на шляпе и повертел кистью. — Но зачем заставлять себя выбирать лишь одну из крайностей?
Малкольм задумался о моменте, когда обернулся во время дуэли. Он думал, что перед ним есть лишь два пути — либо отказаться от Эмили и стать пристойным лэрдом, либо сохранить ее и отказаться от амбиций. Каждый путь предлагал какие-то выгоды, но и требовал от него жертвы.
На пути, который он выбрал, были определенные вехи: женитьба на ком-то, место в парламенте, заключение пактов, рождение наследников, продуманные речи, политическое влияние, использование его, победа и смерть. Это был путь, в котором не оставалось места для радости.
Но что, если жизнь не была дорогой? Что, если она была океаном с бесконечными течениями и приливами — бесконечной возможностью менять курс?
— Довези меня до дома, не до «Уайтса», — внезапно попросил он. В клубе он оставался с того момента, как вышел из дома, хотя большую часть вечеров проводил в своей комнате, чтобы не видеть косых взглядов и не слышать шепотков о писательстве Эмили.